супруга в косметической маске, хеллоуинским пугалом выглядывающая из‐за его плеча, — знают все. В последний раз Джулию видели в прошлую субботу в два часа дня. С тех пор она не появлялась, дома не ночевала. Сегодня утром в ее квартире несколько раз звонил телефон, но сообщения не оставили.
— Им бы в ФБР работать, — сказала Эвелина. Не успела она это произнести, как у нее в сумочке запел мобильник.
— А вот и ФБР, — пошутил я. И, как ни странно, почти угадал: звонил Рик, «наш человек» в полицейском участке.
В течение следующих пяти минут Эвелина хмыкала, цокала и ахала на все лады. Время от времени она даже закатывала глаза и, подперев ладонью щеку, покачивалась из стороны в сторону, точно кукла-неваляшка. Я жадно вслушивался в доносившееся из трубки щебетание, но ничего не мог разобрать. Казалось бы, людям, работающим в онкологическом отделении, должно хватать сюжетной остроты и драматизма. Но нет, малейшего намека на детектив («История пропавшей сотрудницы») достаточно, чтобы в человеке загорелся огонек праздного любопытства, освещающий матовую монотонность осенних будней. Если этот огонек вовремя не потушить, он может запросто испепелить все прочие чувства — сострадание, тревогу о ближнем…
— Не томи, Эвелина. Что он тебе сказал?
— Поехали, — процедила Эвелина с хмурой серьезностью сыщика из телесериала, — расскажу по дороге.
Оказалось, всю информацию, поступившую от Рика и вызвавшую столь бурную реакцию у нашей администраторши, можно резюмировать в двух словах. В прошлое воскресенье Джулию «подобрали» в универмаге Target. Кто-то из покупателей заметил, что она странно себя ведет, и поспешил вызвать скорую. Парамедикам Джулия сказала, что готова ехать в любую больницу, кроме той, в которой она работает, и ее отвезли в Сент-Джеймс. Остальное нам уже известно. «Следовательно, — заключила Эвелина, продолжая играть в комиссара Мегрэ, — в воскресенье ее машина осталась стоять на парковке возле „Таргета“. Вот мы и проверим, стоит ли она там до сих пор». Я отдал должное дедуктивному методу коллеги. Оказавшись на свободе, Джулия наверняка бы первым делом забрала машину. Стало быть, если машина до сих пор на стоянке, значит, Джулию, скорее всего, не выписали, а просто перевели в другую больницу. И действительно: бордовая «хонда» с пучеглазым пупсом на зеркале заднего вида по-прежнему стояла на полупустой парковке в ожидании хозяйки.
— Машина стоит, значит, надо обзванивать окрестные больницы, — отрапортовал я начальнику. Однако наши детективные домыслы не показались ему убедительными.
— Пока вы будете больницы обзванивать, она может покончить с собой. Откуда вы знаете, что она не сидит сейчас у себя в спальне и не готовится принять летальную дозу снотворного? Немедленно езжайте к ней и ждите меня у входа. Надо подключать полицию, взламывать дверь.
Но полицию подключать не пришлось: как только мы распрощались с Ли, позвонила Джулия.
— Я знаю, что ты не мог до меня дозвониться, но у меня все в порядке. Я просто приболела и вернусь на работу через пару недель.
— Где ты?
— Я… приболела.
— Я знаю, что ты была в Сент-Джеймсе и что тебя выписали. Где ты сейчас?
— Знаешь? А кто еще знает?
— Эвелина и Ли, больше никто.
— Ну хорошо. Меня перевели в другую больницу. Мне уже лучше. Я тебе еще позвоню.
В этот момент на заднем плане послышался знакомый с мединститута приятный голос, каким обычно делают объявления в психиатрической лечебнице: «Внимание! Часы посещения больных заканчиваются через пятнадцать минут. Уважаемые посетители, в целях соблюдения больничного расписания просим вас попрощаться с вашими близкими и безотлагательно покинуть палату. Поздравляем вас с наступающими праздниками, желаем спокойного и приятного вечера». Я почувствовал, как к горлу подступает комок. Вот тебе и «детектив».
В День благодарения она снова позвонила:
— Мне уже лучше, через день-другой выпишут. Но я не очень понимаю, что мне теперь делать. Просто появиться на работе в понедельник как ни в чем не бывало?
— Думаю, да.
После праздников она вернулась на работу. Проведя около получаса в кабинете у Ли, вышла оттуда в прекрасном настроении: «Ну вот. Каникулы закончились, пора приниматься за дело. Спасибо тебе, что позаботился о моих пациентах». На мои осторожные вопросы она ответила, что подобное с ней уже случалось, но сейчас все под контролем и впредь, она надеется, не повторится. Да, еще вот что. Узнав о случившемся, ее мама приехала из Пенсильвании и собирается некоторое время у нее пожить. Это означает, что ее, Джулию, будут закармливать домашней корейской едой. В одиночку ей с таким количеством деликатесов не справиться, и она очень рассчитывает на мою помощь. Я не стал отказываться и в течение следующих трех недель чуть ли не ежедневно питался блинчиками с кимчи и острым супом из морепродуктов.
О том, что она собирается уходить, я узнал из третьих рук. Не то чтобы я не догадывался. Первое время каждый из нас старался вести себя так, будто ничего не произошло. Вернее, старался я, а она, казалось, и впрямь не придавала недавнему происшествию никакого значения. Но через несколько недель, когда изначальная неловкость, вызванная нашим негласным соглашением не говорить о случившемся, уже наполовину уступила место привычке, Джулия как бы между прочим сообщила, что планирует «всерьез заняться литературной деятельностью». Раньше за ней такого не водилось.
— Я и не знал, что тебя интересует литература.
— Никогда не интересовала. Но я подумала: а почему бы и нет? Просто я сейчас на распутье и пытаюсь понять, чем мне заниматься дальше.
— А как же медицина?
— Медицина от меня никуда не уйдет. Но я не уверена, что этого достаточно. Нужно что-то еще. Вот литература, например.
— То есть ты собираешься стать писательницей?
— Ну да. Хотя, конечно, самое ценное, что есть в литературе, всегда черпается из Библии. Лучшие писатели — это священники. Особенно в наше время. Хорошая проповедь стоит десяти романов. Но в пасторы идти мне уже поздно. А вот стать хорошей христианской писательницей — вполне по силам. Как ты считаешь?
— Не знаю, Джулия, тебе виднее.
— Но ведь ты же и сам, насколько я помню, пробовал что-то писать. Мы с тобой об этом еще в мединституте говорили. Значит, у тебя должно быть свое мнение по этому вопросу. Разве нет?
Две или три недели спустя наша медсестра Шерил, экзальтированная и любопытная женщина, вечно ищущая случая озаботиться чужими проблемами, отвела меня в сторонку, чтобы поговорить о Джулии Сун. «Я знаю, вы с ней старые друзья, поэтому и решила к вам обратиться. Видите ли, в последнее время я чувствую, что доктор Сун недовольна нашим
