Обидно сознавать, что раньше жизнь была намного красочнее, чем теперь.
В Кёнигсберге зазвонил телефон. У домохозяек, страдавших депрессией от безделья, появился верный друг и наперсник, а у глав семейств новая статья расходов — телефонные счета.
Заход в Кёнигсберг американского парохода с грузом керосина едва не закончился массовым умопомешательством горожан. Портовые лошади шарахались от причала, дамы, гулявшие по набережной, одновременно упали в обморок, а с закхаймскими силачами-докерами случилась истерика — и они уже ничего не смогли грузить.
На всю эту панику с борта парохода, сверкая очами, взирали лица цвета хорошо начищенного сапога — так Кёнигсберг впервые увидел негров.
И тогда же, в 1884 году, поддерживая общеевропейскую страсть к либерализации общества, кёнигсбержцы начали организовывать шумные собрания, где всячески клеймили самодержцев-сатрапов. Когда же их чувства распалились настолько, что появились добровольческие дружины, комендант Кёнигсберга генерал цу Дона предусмотрительно вывел солдат из города. Так что революционерам не с кем стало воевать, и весь прогрессивный пар они выпустили в ходе демонстрации красочных мундиров, дедовских сабель и флагов. Что, впрочем, никого не огорчило.
Район портовых складов Кёнигсберга. Ластадия. Копия с гравюры 1724 года
Однако когда по городу вдруг разнесся слух о том, что на почте лежит какой-то пакет от берлинского короля русскому царю, возмущенные горожане собрались у почтамта, извлекли из него почтмейстера и потребовали предъявить крамольное письмо. Подразумевалось, что в нем лежит просьба о военной помощи в подавлении прогрессивных идей. Выяснилось, что пакет только что ушел на восток с нарочным. Несколько особенно рьяных «революционеров» бросились вдогонку за фельдъегерем и отняли у него послание. Когда они представили пакет собранию радикально настроенных сограждан, то выяснилось, что ни у кого из них не поднимается рука вскрыть чужое письмо и тем самым нарушить тайну переписки. Обратились к обер-президенту города, а потом и к командующему прусской армией. Но и те не рискнули взять грех на душу. Так то письмо где-то и затерялось нераспечатанным…
Негры
В документах Альбертины, датируемых XVII веком, есть запись о некоем «чернокожем» студенте. Вероятно, в Пруссии подозревали, что бывают люди и с таким цветом кожи, но не догадывались, что в таком количестве.
В Кёнигсберге была построена первая электростанция. Очень скоро запросы горожан так выросли, что пришлось срочно строить еще две.
Это может показаться странным, но в то время в Кёнигсберге еще никто не знал, что осветительный прибор, появившийся в квартирах, нужно называть «лампочкой Ильича».
Депутатом в рейхстаг от Кёнигсберга был выбран некий трактирщик Карл Шультце — член социал-демократической партии. Примечательно, что в Пруссии в социал-демократы шли не изгнанные из университетов студенты и не бездельники, как это было принято в других странах, а вполне приличные работящие люди. Даже странно.
Были построены скотобойня (ныне — мясокомбинат в Московском районе) и целлюлозная фабрика (пропади она пропадом — до этого в Прегеле водился осетр!).
В том же году в Кёнигсберге прошла промышленная выставка. Руководить ею доверили тайному советнику Герману Клаасу. Неизвестно, насколько удачной и прибыльной была выставка, но сразу после ее закрытия советник развил бурную деятельность по устройству на месте выставки зоопарка. И преуспел — зоопарк стоит до сих пор. Кстати, именем Клааса в Кёнигсберге была названа улица, которая теперь носит имя Свободной. От чего она свободна, остается только догадываться.
В 1895 году Кёнигсберг стал первым городом Германской империи, в котором появился электрический трамвай. Правда, в то время мчался этот вид транспорта чуть быстрее хромой лошади, но по тогдашнему городу с его средневековой застройкой и узкими улочками и ездить быстрее было невозможно.
Напомню — трамвайные маршруты в Кёнигсберге отличались друг от друга цветом: розовый маршрут, зеленый, голубой и так далее. Наверное, именно поэтому трамваи никуда и не торопились. Красивый город, романтические маршруты — куда спешить?
Герман Клаас
Работа его не ограничивалась функциями организатора и вдохновителя устройства зоопарка. Клаас собственноручно помогал таскать бревна и доски для домиков животных. Часто его можно было видеть с молотком или топором в руках. Однако это не помешало ему собрать некое «Общество любителей зверей», а с его помощью и деньги, которые позволили всего через год после начала работ открыть Кёнигсбергский зоопарк. Там же был сооружен и этнографический музей Пруссии, куда со всей страны свозился не только инвентарь и орудия труда былых времен, но и целые усадьбы с домами и надворными постройками. А ведь по профессии Герман Клаас был всего лишь зубным техником.
После Второй мировой войны этнографический музей был почему-то вывезен в южную часть Пруссии, доставшуюся Польше. Сегодня поляки очень гордятся этой «своей» достопримечательностью и охотно показывают ее туристам.
Концертный зал Тиргартена — Кёнигсбергского зоопарка и развлекательного центра. Фотография начала XX века
К началу нового века Кёнигсберг еще оставался зажатым в рамках оборонительного кольца, о котором сейчас можно судить по оставшимся от него городским воротам. И хотя он давно оброс пригородами, их обитатели не считались горожанами, и потому население города составляли только 190 000 жителей, что вовсе не соответствовало действительности.
К 1901 году было закончено углубление Кёнигсбергского морского канала. Мероприятие, до сих пор приносящее неоценимую пользу.
В замке Кёнигсберг Верховным судом Пруссии рассматривалось уголовное дело по факту контрабандной перевозки в Россию подрывной газеты «Искра». Преступников защищал некий Карл по фамилии Либкнехт. И ведь защитил, доказав, что навару с этой газетенки контрабандистам досталось мало, а что до подрывной деятельности, так ведь она против России, вот пусть Россия сама со своими террористами и разбирается. И никого не посадили. Зато этого Карла коммунисты потом причислили к званию святого угодника. Они же и материалы судебного процесса извлекли откуда-то с пыльных архивных полок и обнародовали. Так бы о нем никто и не вспомнил — пустяковое было дело…