«Муж встретил меня на вокзале Лидса, — рассказала Суна — Стол в его доме был празднично украшен, в ведерке стояло французское шампанское «Отметим твой приезд», — сказал он. «Тут две тарелки, разве твои дочь и сын не сядут с нами?» — удивилась я «Они пообедают позже, — ответил муж — Они уже взрослые, сами зарабатывают, поэтому питаются отдельно»
Я была поражена, но вскоре убедилась: так принято в Англии во многих семьях, а от порядка там никогда не отступают.
На следующее утро я предложила пойти на кладбище, где похоронена его жена Муж согласился Сын же пробурчал: «Не могу — по телевизору футбол» А дочь хмыкнула «Большая радость смотреть на могилы. Если бы на Фрэнка Синатру или Тома Джонса!» Я хотела сказать им, что три-четыре раза в год бываю на могиле родителей, но промолчала. Зачем лезть со своим уставом в чужой монастырь?
Из дома я часто получала письма. А муж и его дети все удивлялись: надо же, сколько бумаги и чернил тратят попусту!
Когда ехала в Лидс, думала: я привыкну, даже попробую на старости лет выучить незнакомый язык. Но скоро поняла, что я совершенно чужая и что все вокруг мне чуждо.
Как-то я встретила женщину, тоже латышку, которая заявила: «Тут хорошо: Англия — полный стол!» Я пожала плечами. Нет, полный стол — это еще не родина! У меня руки стали трястись, я словно заболела.
Муж решил развлечь меня и повез в Лондон на парад по случаю избрания нового лорд-мэра столицы. Красочное шествие! По улицам двигались открытые автомобили, с них выступали артисты. Лихо маршировали стройные мажоретки, играла бравурная музыка. А мне слышалась наша латышская мелодия, и сами по себе капали слезы.
Тогда муж сказал: «Ты смотришь на все глазами родины». Я ответила: «У меня других глаз нет».
Вернувшись в Ригу, я стала замечать, понимать и, главное, ценить многое, что раньше воспринимала как совершенно естественное».
…Душевная холодность, отчужденность — об этих чертах английского характера часто говорят иностранцы. В каком-то журнале, кажется, американском, я прочитал: «В начале своей жизни англичане узнают, что родились на острове. Потом они привыкают к тому, что их дом и семья — тоже острова. В конце концов каждый из них сам становится островом».
Тем не менее внешне англичане держатся не только вежливо и предупредительно, но и доброжелательно.
Едешь за рулем по Лондону и будто участвуешь в конкурсе на самого вежливого водителя. Тебя пропускают, уступают нужный тебе ряд. Совершил ошибку (скажем, дал указатель правого поворота, а повернул налево) — и не услышал в спину оскорбительных окриков. И в следующий раз уже ты будешь спокойно ждать, пока другой водитель заведет заглохнувший мотор, или испытаешь истинное удовольствие от собственной галантности, когда, заметив в переулке машину, притормозишь и мигнешь фарами, что означает: я хоть и еду по главной дороге, однако пропускаю вас.
Однако если возникает проблема, где «припарковать» автомобиль, ситуация меняется. В центре города практически повсюду вдоль тротуара идет желтая полоса — следовательно, стоянка запрещена. «Митеров» — счетчиков, около которых можно остановить машину, — мало. На поиски вакантного счетчика иной раз уходит больше времени, чем на проезд через полгорода. Подземные и наземные гаражи не спасают положения, они переполнены.
Обнаружив освобождающийся «митер», водитель «форда» устремляется к нему. Однако его теснит к тротуару «ягуар», который тоже надеется завладеть счетчиком. С противоположной стороны на всех парах мчится юркий «фольксваген». Если, заблокировав друг друга, ни один из автомобилевладельцев не добивается успеха, начинается спор: кто первым подъехал к счетчику. В этой ситуации англичанин тоже не выходит из себя, но от вежливости и предупредительности ничего не остается, ведь затронуты его интересы.
Особенно трудно поставить машину во время крупных спортивных соревнований. В Британии родились многие виды спорта и по сей день очень популярны футбол, крикет, бокс, теннис… Помню, как я однажды отправился на Уимблдонский турнир, неофициальное первенство мира по теннису, оно проводится ежегодно в двадцатых числах июня — начале июля. Километрах в восьми от стадиона на Баттерси-бридж, одном из семнадцати мостов через Темзу, увидел ярко-желтый указатель «На Уимблдон». Потом он попадался все время, так что с дороги я не сбивался.
Когда до теннисного городка осталось километра четыре, появились новые указатели: «К стоянке государственных автомобилей», «К зарезервированной стоянке». У гаражей для частных машин — табличка «Мест нет». А «митеры» заняты с утра!
Я уже потерял надежду «припарковаться». Но вдруг на обочине шоссе показался священник. Он махал рукой. Я остановился. Священник предложил въехать внутрь церковного двора. Там была организована стоянка для автомобилей под названием «Гараж святой Мэри». Такса вполне «божеская» — 30 пенсов за четыре часа.
С тех пор, приезжая на Уимблдон, я всегда оставлял машину под надзором предприимчивых святых отцов.
Предприимчивость
Вроде бы по отношению к британскому характеру это слово не особенно подходит. Столетиями идеалом англичанина из высшего общества были аристократ и воин, политик, наконец. Но ни в каком случае не торговец, промышленник, финансист. Настоящие джентльмены сражались в армии или на флоте, вели тонкую дипломатическую игру в Индии и на Ближнем Востоке, правили Британской империей.
Однако постепенно имперские завоевания теряли свою ценность, огромные затраты на содержание армии и флота превращались в непосильную для страны ношу. Становилось все очевиднее, что битву за будущее Британии надо вести не с помощью кораблей или бомб, а станками, электронным оборудованием, сталью, нефтью — то есть экономикой, которую снобы привыкли пренебрежительно именовать «торговля».
В Оксфорде и Кембридже до сих пор иногда сверху вниз поглядывают на промышленников и финансистов. Пресса по-прежнему предпочитает отводить целые полосы политическим деятелям, актерам, спортсменам, преступникам, забывая об изобретателях, шоп-стюардах, менеджерах. Тем не менее уважение к тем, кто «делает» промышленность и сельское хозяйство, неизмеримо возросло. И англичане стали весьма успешно развивать такие качества, как предприимчивость и деловитость.
— Когда меня спрашивают о достопримечательностях Лондона, я не называю Тауэр или Биг Бен, они и без меня известны. А с НРДК советую познакомиться.
С профессором Дэвидом Кентом я встретился месяца через два после приезда в Лондон и не рискнул признаться, что ничего не слышал о подобной достопримечательности. Но вскоре четыре загадочные буквы опять попались мне на глаза.
