Попадался нам и морской заяц — лахтак. В этом «зайчике» добрых восемнадцать — двадцать пудов.
Однажды я много часов просидел с ружьём у трещины, терпеливо ждал зайца, мечтал: «Вот зайчик покажется, буду угощать товарищей свежей зайчатинкой!»
Долго ждал, весь продрог, но лахтак так и не показался.
Я утешал себя: «Не беда! Зато мы сделали важное открытие. Раньше думали, что на полюсе никакой жизни нет. Даже знаменитый Нансен так думал. Но он ошибался. Сколько всякой живности мы уже здесь видели! Петя каждый день достаёт из морских глубин разных мелких животных. К нам прилетали птицы: чайки, пуночки, чистики… Мы видели лахтака, нерпу, медведей… Жизнь на полюсе есть! Так и запишем!»
Я вернулся в палатку, сел писать дневник. Как начальник станции «Северный полюс», я каждый день записывал всё, что случалось. Иногда от усталости после работы перо вываливалось из рук, но всё равно я писал. Пока не запишу, спать не лягу.
7 Ноября 1937 года мы вместе со всей страной праздновали двадцатилетие Великой Октябрьской социалистической революции.
Засверкали бритвы, мыльная пена покрыла лица, запахло одеколоном. Мы впервые побрились как следует.
Вечером, чистенькие, сидели за праздничным «столом». «Стол» ломился от яств. Чего там только не было! И два сорта конфет, и сгущённое молоко, и сыр, и лепёшки, и даже кусочек торта, который мы берегли к празднику.
Пировали до пяти утра. Легли спать. Но в девять часов мы все снова были на ногах. Быстро напились чаю. Скорей к радиоприёмнику, скорей слушать родную Москву!
Десять часов.
И вот мы слышим бой часов на Спасской башне. Молча улыбаемся друг другу.
— Тише, тише! — шепчет Кренкель. — Сейчас военный парад начнётся!
И вот мы слышим громовое «ура» с Красной площади. Играют оркестры, грохочут танки, шумят самолёты.
Тускло горит лампа, в палатке температура ниже нуля, мы сидим закутанные, слушаем передачу из Москвы, и нам кажется, будто мы вместе со всеми на Красной площади.
Потом мы устроили свою демонстрацию. Впереди шёл я, с флагом СССР. За мной, с винтовками, двигались Ширшов. Кренкель и Фёдоров.
Мы прошагали по всей «улице» под красным знаменем.
Я сказал короткую речь:
— Мы далеко. Но мы не оторваны от Родины. Нас любят и нас помнят. Здесь, на дрейфующей льдине, вместе со всем нашим великим народом мы празднуем радостную годовщину.
Вспыхнула ракета, загрохотали выстрелы. Это был наш салют в честь праздника.
Неплохо отпраздновал и Весёлый. Мы пригласили его в палатку, каждый дал ему по сосиске: он наелся, улёгся на шкуры и заснул.
А мы долго сидели у радио, прислушиваясь к далёкой и любимой Москве, где в это время была народная демонстрация.
Нас называли богатырями. В радиограммах мы читали:
«Наши богатыри на Северном полюсе… Наши полярные богатыри смело дрейфуют…»
Товарищи смеялись над моим небольшим ростом.
— Хорош богатырь! Сознайся, Митрич: когда выступаешь на трибуне, под ножки ящик подставляешь?
В конце концов мы решили на самом деле подобрать себе богатырские имена. Кренкеля — самого высокого — назвали «Илья Муромец», Ширшова — «Алёша Попович», Фёдорова — «Соловей-разбойник». А меня назвали лучше всех — «Руслан и Людмила».
Однажды в метель два «богатыря» — «Руслан и Людмила» и «Илья Муромец» — отправились к трещине, которая появилась во льду. Там за целый километр от палатки мы изучали воду, ловили сеткой морских животных… Был ветер. Глухая темень. Мы кое-как добрались до трещины, ощупью проверили приборы Ширшова и повернули обратно, против ветра. Пурга бушевала. Свет карманного фонарика не мог пробить стену снежинок.
Шли, шли, а палатки всё нет.
— Скучноватая картинка получается, Илья Муромец, — сказал я. — Мы ведь, похоже, заблудились!
Теодорыч, пряча голову от ветра, глухо отвечает:
— Будем дрейфовать, пока не найдём!
Мы брели то по ветру, то против ветра, натыкались на незнакомые льдины, спотыкались, падали, поднимались…
Прошло часа три. Мы выбились из сил. Все косточки ныли. Хотелось спать. Но мы знали: если ляжем, тогда конец — замёрзнем. И мы всё шли, поддерживая друг друга.
Наконец я зацепился ногой за доску. Значит, палатка близко. Мы встрепенулись, побрели веселей. И верно, скоро мы наткнулись на свой «дворец». Ох и хорошо было отогреться после мучительной ночи!..
Утром я понаставил столбиков и протянул на них длинную верёвку от трещины до палатки. Теперь заблудиться нельзя.
— Вот это хорошо, — сказал Ширшов. — Теперь у нас, как в порядочном городе, есть своя троллейбусная линия.
И четыре «троллейбуса» — я, Кренкель, Ширшов и Фёдоров — отправились вдоль новой линии к трещине крутить лебёдку, изучать глубины Северного океана…
В работе незаметно бежало время. Наступал новый, 1938 год.
Мы устроили генеральную уборку. Теодорыч натаял на примусе из снега воды. Мы вымыли головы, побрились. Я подстриг «косы», выросшие у Кренкеля.
Москва по радио поздравила нас с Новым годом. Я достал орехи, шоколад, сыр… Каждому выдал по тридцать пять конфет «Мишка на Севере». Новогодний «бал» прошёл очень хорошо. Только, конечно, ёлки не было…
В середине января мы увидели однажды красивую зарю. Значит, полярная ночь кончается. Мы обрадовались. Всё-таки полярная ночь плохо на нас действует. Мы мало едим, плохо спим. Скорей бы солнце! А пока стоят злющие морозы. Пурга всё свирепствует.
Наш «дворец» засыпало снегом доверху. Весёлый свободно разгуливает по его крыше. Он очень не любит пурги. Как только пурга завоет, наш Весёлый начинает визжать; вьюга утихнет — умолкает и Весёлый.
Но утихала пурга редко. Часто бывала такая буря, что за два шага не видать друг друга. В такую метель не выйти из палатки. Но ведь Жене Фёдорову надо работать в ледяном домике. Там у него все приборы.
Тогда мы вот что придумали. Взяли заступы, лопаты и вырыли в снегу длинный ход. Получился тоннель. Очень похоже на метро, только не подземное, а подснежное. Теперь в самую злую бурю Женя уходит к себе заниматься. Но не всегда он мог работать. Нашу льдину толкало так, что все его приборы вздрагивали.
Буря гнала льдину всё быстрей. Нас несло на юг, к берегам. Даже неудобно стало говорить, что мы на Северном полюсе: льдину отнесло далеко от полюса.
Мы всё время были начеку. А вдруг льдина ударится и расколется? Вдруг оторвётся продовольственная база? Мы не трусили: просто не хотели, чтобы опасность застигла нас врасплох. На всякий случай мы надули большую резиновую лодку и положили около неё всё необходимое: одежду, продовольствие, запасную радиостанцию. Спать стали по очереди.
