и проходимцы» (
смеется). Здесь все равны: важные персоны, официанты окрестных ресторанов, простой люд и случайный прохожий. Низкий каменный столик, служащий мастеру и обеденным, и письменным столом, тоже сам по себе персонаж. Я провожу по нему пальцами и ахаю – это же пурпурный порфир!
Древнейшая египетская порода буро-багряного цвета. Его месторождения, позже завоеванные и опустошенные римлянами, принадлежали самой Клеопатре. Из-за особой редкости и ценности пурпурный порфир использовали для изготовления статуй и интерьеров дворцов лишь императоров и их наследников. В Византии детей правящего императора даже называли «багрянородными». Таким порфиром был отделан главный зал Константинопольского дворца, где они появлялись на свет.
«Откуда он у вас? С Римского форума?» – шучу я. Подобные плиты можно найти сегодня разве что в археологическом музее.
«Это первое, что появилось в мастерской в день открытия. Из частной коллекции профессора Ньоли, знатока мрамора. Таких больше не сыщешь. Они дружили с моим отцом, который умел обрабатывать камень как никто другой», – рассказывает Сандро.
Но общались они исключительно на «вы», даже спустя 40 лет. Какие времена и нравы! В то время, когда все покупали «Мерседесы» и прочий дорогой хлам, отец Сандро покупал камень. Сын удивлялся: «Зачем он тебе?» – а отец отвечал: «Положу в саду и буду поливать вместе с цветами. Если намочить поверхность мрамора или порфира, проступит его насыщенный природный оттенок».
Порфир – сложнейший в полировке материал, очень твердый. Та глыба, на которой Сандро расставляет тарелки, три дня шлифовалась его отцом полвека назад, и поверхность до сих пор сверкает.
«Когда-то на нем ели императоры, а теперь мы», – смеется мраморщик.
Но есть и другие обеденные традиции. Однажды в мастерскую заглянула невиданной красоты модель из Казахстана по имени Алена. Девушка только что приехала в Италию и, по словам Сандро, не умела готовить и не разбиралась в местной кухне (вероятно, мастер так думает про любого незнакомого иностранца). Алена стала заглядывать к нему в гости, и они подружились. Позже она вышла замуж за друга Сандро, у них появились дети, и теперь семья живет неподалеку. Каждый день Алена появляется точно в обеденное время.
«Если нет Алены, я не готовлю, так и знайте», – твердо заявляет Сандро. Над камином даже появилась мраморная табличка – «No Alona, no food». Без Алены трапезы не будет. Она научилась готовить блюда римской кухни и даже критикует его каждый раз! Сандро театрально ворчит, что порции он готовит внушительные, а она при этом остается «худой, как жердь».
Я вздыхаю. Есть и не толстеть – воистину божий дар.
Пока мы разговаривали, Алена и правда возникла на пороге – высокая тонкая фигурка с большими глазами и темными волосами, собранными в высокий хвост. Гремя пустыми подносами, оставшимися после обеда, она пробежала в подсобку, потом поспешно попрощалась и исчезла на улице.
Муж и сын модели присоединяются к обеду по субботам, когда нет работы у одного и школы у другого.
На мраморном дверном косяке линейка засечек с именем «Андреа» – это сын Алены. Малышу во дворике была отведена персональная скамейка с мраморной табличкой (как же иначе) «это место Андреа». У входной двери – ежегодный прогресс роста. Сейчас это уже высокий подросток, но Сандро смеется, что оставил место с запасом для будущих отметок.
Персональные истории жителей Маргутты вплетаются в быт лавки, как будто это не магазин, а клуб старых друзей. Их будни текут в привычном ритме, пока за углом бурлит совсем другой Рим – парадный, туристический, с витринами бутиков и шумной толпой прохожих. Оказавшись в лавке мраморщика, чувствуешь себя немного «третьим лишним», как будто вторгся в чужой дом без спроса. Но это даже приятно. Здесь хочется задержаться подольше, как в уютной гостиной, послушать семейные истории, рассказанные хозяином.
По мере того, как мы разговариваем (вернее, говорит только Сандро, я за час вставила не более двух фраз), речь мраморщика все больше скатывается в романеско, римский диалект. Интонации плавные и тягучие, как густой вяжущий на вкус мед, звуки шипящие и расслабленные.
У римлян врожденный талант dolce far niente (сладкое ничегонеделание). Современный житель итальянской столицы так же далек по крови от античных предков, как Луна от Земли. Но имперский менталитет навсегда встроен генетически в любого, кто родился в Риме. Romano de Roma (римлянин из Рима) – это звучит гордо, хоть и масло масляное.
Сандро говорит: «Настоящий римлянин – шумный и доставучий. Он много болтает, поддевает и неловко шутит. Но если он что-то делает, то от всего сердца. Romano è de core!»
На кухне маэстро руководствуется тем же принципом. Лучшее блюдо то, где есть щепотка любви.
«Готовить нужно, как наши бабушки», – утверждает он. «Местная кухня держится всего лишь на десятке простых рецептов. Но без души их не приготовить».
После посещения лавки Сандро у меня еще долго сохранялось приятное послевкусие.
Обрывки историй местных жителей под ритмичное постукивание молотка, запах мраморной пыли, доморощенная философия с налетом ностальгии.
И я задумалась: почему многие выбирают привезти из Рима «пластиковые» воспоминания? И обклеивать холодильник китайскими магнитами без смысла и содержания.
Благодаря Сандро и ремесленникам его поколения, которых в городе осталось совсем немного, можно увезти с собой кусочек подлинного Рима. С любой надписью по вашему желанию, нанесенной вручную.
Разыскивать подобные места в большом туристическом городе – как будто игра в археолога. Требует терпения, ведь нужно долго перекапывать метры пустой почвы, расчищать кисточкой песок, но в награду можно обнаружить фрагмент яркой росписи.
Вы тоже можете стать таким исследователем. Пусть вас ведет любопытство: заглядывайте в мастерские реставраторов, перекиньтесь парой слов с консьержами исторических особняков (они уж точно собирают все сплетни и легенды – работа такая).
Главное – не стесняться, уметь слушать, улыбаться и быть благодарными. Пусть десять раз скажут, что, если вы не рождены в Риме, вам этого не понять. Но если очень захотеть, то стоит попробовать хотя бы прикоснуться к этой магии.
Немного поодаль на виа Маргутта к стене пристроен фонтан по размеру чуть выше человеческого роста.
Вода и кремовый пористый камень травертин – это классическое для Рима сочетание. Фонтанами тут никого не удивишь, они встречаются почти на каждой улице или площади. Барочные громады из белого известняка, чугунные питьевые колонки-«носачи», в которых поток не останавливается даже зимой (снег здесь небывалая редкость). «Носачами» (nasone) их прозвали за изогнутую трубу, похожую на крючковатый нос.
Римлян не заставишь экономить воду. В их понимании она как воздух, никогда не заканчивается.
Их избаловали античные предки, строившие
