- Господин Аронакс, - отвечал канадец, - ваши доводы грешат против здравого смысла. Вы говорите в будущем времени: «Мы будем там! Мы будем тут!» А я говорю в настоящем времени: «Мы тут, и надо этим воспользоваться!»
Логика Неда Ленда выбивала меня с моих позиций, и я чувствовал себя побежденным. Доводы в пользу моего предложения были исчерпаны.
- Сударь, - продолжал Нед Ленд, - допустим невозможное: капитан Немо нынче же предложит вам покинуть «Наутилус». Воспользуетесь вы его предложением?
- Не знаю, - отвечал я.
- А если он скажет, что вторично такого предложения он не сделает? Как вы к этому отнесетесь?
Я промолчал.
- А что скажет Консель?
- Друг Консель, - спокойно отвечал тот, - друг Консель ничего не скажет. Ему совершенно безразлично, как разрешится этот вопрос. Он холост, как и его хозяин, как и его приятель. Ни жена, ни родители, ни дети, никто не ждет его на родине. Он служит у господина профессора, и думает и говорит, как господин профессор. К величайшему сожалению, на него нечего рассчитывать, чтобы получить большинство при голосовании этого вопроса. Тут две стороны: господин профессор и Нед Ленд. Все этим сказано! Друг Консель весь внимание! Он готов приступить к подсчету шаров.
Я невольно улыбнулся, слушая комическую речь Конселя. В глубине души канадец, конечно, был доволен, что избавился от лишнего противника.
- Итак, сударь, - сказал Нед Ленд, - раз Консель не участвует в споре, решать вопрос придется нам с вами. Я все сказал. Вы меня выслушали. А теперь что вы скажете?
Приходилось принять решение, увертки мне претили.
- Друг Нед, - сказал я. - Вот мой ответ. Вы правы, и мои доводы менее вески, нежели ваши. Капитан Немо по своей воле не отпустит нас, на это нечего надеяться. Из чувства самосохранения он не выпустит нас на свободу. Но из того же чувства самосохранения нам придется при первом удобном случае покинуть борт «Наутилуса».
- Мудро сказано, господин Аронакс!
- Но еще одно замечание, - сказал я. - Нужно выждать момент действительно благоприятный. Нужно, чтобы наша попытка увенчалась успехом. В случае провала мы пропали! Капитан Немо этого никогда не простит нам.
- Все это так, - отвечал канадец. - Но ваше замечание одинаково относится к любой попытке бежать с судна, будь то через два года или через два дня. Стало быть, вопрос стоит так: будет удобный случай, надо им воспользоваться!
- Согласен. А теперь скажите-ка, Нед, что вы называете удобным случаем?
- Ну, предположим, выдастся темная ночь, судно идет поблизости от европейских берегов… Вот вам и удобный случай!
- И вы попытаетесь спастись вплавь?
- Конечно, попытаюсь, если судне будет идти по поверхности моря, в виду берега. А если же судно погрузится под воду…
- Ну-с, а в таком случае?
- В таком случае попытаюсь захватить шлюпку. Я знаю, как с ней обращаться. Проберемся внутрь шлюпки и, отвинтив затворы, всплывем на поверхность. Штурман из своей рубки на носу судна не заметит нашего бегства.
- Ну, что ж, Нед Ленд! Ловите удобный случай! Но не забывайте, что неудача нас погубит.
- Не забуду, сударь.
- А теперь, Нед, хотите выслушать мое мнение насчет ваших планов?
- Охотно, господин Аронакс.
- Я думаю, - не говорю «надеюсь», - что такого удобного случая не представится.
- Почему?
- Потому что капитан Немо трезво смотрит на вещи и, конечно, будет стеречь нас, особенно вблизи европейских берегов.
- Я держусь одного мнения с господином профессором, - сказал Консель.
- Поживем, увидим! - отвечал Нед Ленд, тряхнув головой, как настоящий сорванец.
- А теперь, Нед Ленд, - прибавил я, - на этом окончим нашу беседу. Ни слова более! В тот день, когда вы вздумаете бежать, вы нас предупредите, и мы последуем за вами. Я вполне полагаюсь на вас.
Так окончился наш разговор, который должен был иметь такие серьезные последствия. Скажу кстати, что, к великому огорчению канадца, события, повидимому, подтверждали мои предположения. Не доверял ли нам капитан Немо, плавая в европейских морях, или же он избегал встречи с судами всех наций, во множестве бороздивших Средиземное море? Не знаю. Но мы шли большей частью под водой и на далеком расстоянии от берегов. Порою «Наутилус» всплывал на поверхность настолько, что из воды выступала штурвальная рубка, но чаще судно погружалось на глубины, весьма значительные в здешних водах. Так, между Греческим архипелагом и Малой Азией, погружаясь на глубину двух тысяч метров, мы не достигали дна.
О том, что мы прошли мимо острова Карпатос, из группы островов Южные Спорады, я узнал от капитана Немо, который, указав какую-то точку на карте, произнес стих Виргилия:
Est in Carpathio Neptuni gurgite vates
Coeruleus Proteus… [21]
То был легендарный остров, владения Протея, древнего пастуха Нептуновых стад, нынешний остров Скарпанто, лежащий между Родосом и Критом. Я видел лишь через окно в салоне его гранитное подножие.
На следующий день, 14 февраля, я решил посвятить несколько часов изучению рыб Греческого архипелага. Но в тот день по каким-то причинам герметические ставни в салоне не раздвигались. Установив по карте координаты, я увидел, что мы идем в направлении Кании, к древнему острову Криту. В те дни, когда я уходил в плавание на борту «Авраама Линкольна», пришло известие, что население этого острова восстало против турецкого ига. Но чем кончилось восстание, я не знал; и, конечно, не капитан Немо, порвавший все связи с землей, мог дать мне эти сведения.
Вечером, встретившись с капитаном Немо в салоне, я не стал касаться этой темы. Кстати, мне показалось, что капитан в мрачном настроении и чем-то озабочен. Вопреки обыкновению он приказал раздвинуть ставни обоих окон и, переходя от одного окна к другому, пристально всматривался в водную ширь. Что это означало? Я не стал гадать и занялся изучением рыб, проносившихся мимо окон.
Тут были бычки-афизы, упоминаемые Аристотелем и известные в просторечии под названием морских вьюнов, которые встречаются обычно в соленых водах близ дельты Нила. Среди них извивались фосфоресцирующие пагры из семейства морских карасей; египтяне причисляли этих рыб к священным животным, и появление их в водах Нила отмечалось религиозными церемониями, ибо оно предвещало разлив реки, а стало быть, и хороший урожай. Я заметил также хейлин, костистых рыб, с прозрачной чешуей, синеватого цвета, в красных пятнах; они большие любители морских водорослей, что придает их мясу нежность и приятный вкус. Потому-то хейлины были излюбленным блюдом гурманов древнего Рима; внутренности их, приправленные молоками мурен, мозгом павлинов и языками фламинго, составляли дивное блюдо, приводившее в восхищение Вителлия.
Еще один обитатель здешних вод привлек мое внимание и воскресил в памяти легенды древнего Рима. Это рыба-прилипало, которая путешествует, присосавшись к брюху акул. По преданию, эта рыбка, вцепившись в подводную часть судна, останавливала корабли; и, говорят, одна из них приковала к месту трирему Антония и тем самым помогла Августу одержать победу. От чего только не зависят судьбы народов! Мимо окон проплыли прелестные антиасы из семейства морских карасей, священные рыбы древних греков, которые приписывали им способность изгонять морских чудовищ из тех водоемов, где они водились; антиас - по-гречески означает цветок; и рыбки вполне оправдывают это название игрою красок, богатством оттенков, включающих всю гамму красного цвета, начиная от бледнорозового до рубинового, и серебряными отблесками на их грудных плавниках. Не отводя глаз, любовался я чудесами морских глубин, как вдруг новое явление потрясло меня.
В водах показался человек, водолаз, с кожаной сумкой у пояса. То не было безжизненное тело, преданное на волю волн. То был живой человек, который плыл, рассекая воду взмахами сильных рук. Он то всплывал на поверхность, чтобы перевести дыхание, то снова нырял в воду.
