Руководясь этими рамками, мы проложили курс «Арго» с таким расчетом, чтобы уложиться в один период навигации в Средиземном море. Это соответствует чистому времени, отведенному «Одиссеей» для плавания Улисса. При внимательном рассмотрении из знаменитых девятнадцати лет скитаний Улисса лишь несколько недель приходится на море, все остальное время он проводит на войне и в гостях у приятных особ женского пола. Мы доказали, что нескольких благоприятных для плавания недель — с июля по август или сентябрь — было достаточно для перехода от Трои до Итаки, даже если флотилию Улисса относило к берегам Северной Африки.
Таким образом, наш собственный опыт выявил примечательную последовательность. Мы могли привязывать сюжеты «Одиссеи» к местности двояко: отмечая на прибрежном маршруте поворотные пункты и особенно впечатляющие географические объекты — мысы и острова, которые должны были служить важными ориентирами для мореплавателя бронзового века, — или находя соответствия в местном фольклоре. Чаще всего ориентир и фольклор согласовывались между собой.
Итак, покинув просторный залив у Трои, флотилия Улисса в составе двенадцати кораблей откололась от направляющихся домой по прямому пути главных сил, предпочтя альтернативный, вполне логичный и надежный маршрут вдоль северных берегов Эгейского моря, чтобы поживиться за счет ослабленных союзников побежденной Трои. Их жертвами стали киконы в Исмаре.
После набега на Исмар флотилия повернула на юг и по хорошо освоенной морской магистрали направилась через Северные Спорады к проливу Кафирефс, где вышла на тот же маршрут, каким Нестор и Менелай после мыса Сунион следовали к мысу Малея. Корабли Нестора благополучно обогнули Малею, но Улисса, как и Менелая, отнесло на юг, вероятно, слишком сильным для неповоротливых галер северным ветром мелтеми. Из-за шторма Менелай потерял несколько кораблей у критских берегов. Улиссу больше повезло, северный ветер пронес его флотилию мимо Крита. Следуя принятой в таких случаях тактике, моряки сократили парусность до минимума и дрейфовали на юг, сбившись в стаю, словно чайки, отдыхающие на волнах. Их отнесло к берегам Северной Африки, скорее всего, к Киренаике, где высокий хребет Эль-Джебель-эль-Ахдар служит надежным ориентиром для терпящих бедствие кораблей. Здесь люди Улисса пополнили истощившиеся запасы пресной воды и отдохнули. В глубине страны лазутчики встретили примитивные африканские племена, которые употребляли в пищу плоды зизифуса, или лотосового дерева, откуда родились легенды о лотофагах.
Стремясь вернуться на путь к родным берегам и нисколько не помышляя об изучении неведомых земель, для чего и времени-то не было, мореходы развернули свои галеры и взяли курс на север. То ли намеренно, то ли случайно они прошли кратчайший отрезок, отделяющий греческий мир от Африки, — от Киренаики до Крита, где первым пунктом захода оказался прибрежный островок, на котором водились дикие критские козы гри-гри, что дает нам точную привязку. Пока голодные моряки охотились и пировали, Улисс с одним кораблем отправился на самый Крит. Южная область острова была уже известна микенцам, и возможно, что сведения о заброшенных городах и полях (по данным современных археологов, минойские поселения опустели незадолго до событий, описанных в «Одиссее») породили версию о том, что циклопам не требовалось возделывать землю, ибо она сама приносила урожай. Что еще важнее, здесь помещалась мифическая земля обитающих в пещерах триаматов — трехглазых великанов-людоедов. По всей вероятности, поводом для легенд о великанах послужили обнаруженные в критских пещерах кости крупных вымерших млекопитающих — слонов и бегемотов. Фольклор о триаматах наложил печать на приводимую в «Одиссее» версию о встрече Улисса с примитивными скотоводами, жившими в пещерах среди известняковых скал южного побережья Крита.
Продолжая путь домой, флотилия обогнула юго-западную оконечность Крита у «Бараньего лба» — мыса Крио, важной географической точки, упоминаемой на микенской глиняной плитке, найденной у Пилоса. Итакцы снова вышли на знакомый морской маршрут — торговую трассу, соединявшую Южный Крит с западным приморьем Греции, — и плыли вдоль скалистого западного берега Крита, пока не достигли отправной точки для броска через участок открытого моря к греческому материку. Речь идет о естественной гавани острова Грамвуса, чьи отливающие на солнце медью высокие скалы, неприступный акрополь и удобные пастбища делали его идеальным прибежищем для независимого племенного вождя бронзового века. В гавани Грамвусы корабли обычно дожидались благоприятной погоды, иногда по несколько недель, пока не стихали преобладающие летом северные ветры. Оттого правитель Грамвусы выступает в моряцком фольклоре в роли повелителя ветров Эола. Итакцы задержались в его владениях на целый месяц. Как и в случае с триаматами, «Одиссея» преподносит нам версию с элементами местной народной сказки. Мечта гостей о попутном ветре сбылась потому, что гостеприимный Эол запер все прочие ветры в своем знаменитом кожаном мешке. И фольклор был увековечен в древнем названии острова — Корикос, «Кожаный мешок».
С попутным ветром флотилия покинула Корикос, чтобы продолжить путь на родину. Ветер благоприятствовал морякам так долго, что они достигли берегов Пелопоннеса и, возможно, даже увидели на горизонте Ионические острова, когда погода вдруг круто изменилась и корабли понесло обратно к Грамвусе. Гостеприимство правителя, целый месяц ублажавшего вооруженные команды двенадцати судов, истощилось, и они уже не были желанными гостями. Опасаясь снова нарваться на мелтеми, моряки решили прижиматься к берегам Греции. Работая веслами, упорно пробивались на север; выйдя к мысу Матапас (древний Тенарон) — следующему важному ориентиру, — обогнули посвященную богу солнца южную оконечность Греции с ее мифическим входом в подземное царство. Здесь, согласно мифу, солнце уходило в подземелье и оттуда же являлась черная ночь, или, как говорится в «Одиссее»: «у ворот встречались пути дня и ночи».
Еще один день усиленной гребли мимо опасных утесов мыса Гроссо, и усталые донельзя мореплаватели достигли напоминающей каменный мешок гавани Месапо. Втиснувшись в тесную бухту, одиннадцать кораблей подверглись нападению туземцев, которые, как и сменившие их позже жители грозного полуострова, заслуженно пользовались славой кровожадных злодеев. Это были лестригоны. Заперев узкий выход из гавани, они обрушили со скалы град огромных камней прямо на галеры, отправляя их на дно. Это был конец итакской флотилии, и здесь завершилось возвращение из Трои для одиннадцати из каждых двенадцати мореплавателей.
