До сих пор, если не считать отклонения от курса из-за шторма у Малей, флотилия Улисса шла к Итаке по вполне логичному маршруту, плывя, как было заведено, вдоль берега от мыса к мысу. Каждая остановка обрастает в «Одиссее» элементами местного фольклора, призванными оживить и украсить чисто мореходные аспекты. Мы видим классические приемы краснобая-моряка, пересказывающего мифы и сказки виденных им мест.
Теперь же, как говорилось выше, последовательность повествования резко нарушается. Сразу после избиения людей Улисса лестригонами «Одиссея» вдруг перебрасывает нас с логической трассы на остров Цирцеи по другую сторону Итаки. Если Улисс возвращался домой с юга, держась естественного маршрута, почему теперь он оказывается к северу от родного острова, словно намеренно миновав его?
Ответ: перед нами новый сюжет. От Трои до Месапо мы прослеживаем путь возвращающейся домой флотилии. Эта часть поэмы повествует о том, что приключилось с двенадцатью итакскими кораблями, когда кончилась война, и гибель флотилии — заключительный эпизод этой части поэмы.
Что до приключений на острове Цирцеи и последующих эпизодов с печальным финалом у острова быков Гелиоса, то они составляют отдельный цикл, повествующий об одном корабле, и место действия ограничивается Ионическими островами. Переход от одной сюжетной линии к другой бросается в глаза. Повествователь даже не пытается объяснить, каким курсом плыл единственный уцелевший корабль Улисса и какое расстояние прошел, от бухты Месапо герой сразу переносится к острову Цирцеи, вдруг оказываясь в совершенно незнакомом месте. «Нам неизвестно, где запад лежит, где является Эос; где светоносный под землю спускается Гелиос, где он на небо восходит…» Перед нами новое начало. Дальше нас ждет знакомство с ионическим циклом преданий.
Улисс — величайший герой Западной Греции. Было естественно включить в посвященный ему эпос народные сказки и мифы его родной области. Начиная с острова Цирцеи, «Одиссея» идет по маршруту, основанному на морском фольклоре Итаки и окружающих островов. И нам предлагается богатое собрание местных моряцких баек о темных силах и прочих опасностях, подстерегающих моряка в водах архипелага, причем и здесь каждая из них привязывается к конкретной местности. Археология подтверждает высказанное 1800 лет назад Павсанием предположение, что увиденная нами река Ахерон тождественна Ахерону из «Одиссеи». На знаменитом утесе, у подножья которого сливаются Кокит и Пирифлегетон, помещался Оракул мертвых. Микенская могила в стенах оракула и микенская крепость поблизости подтверждают, что здесь жили современники Улисса. А расположенный неподалеку прелестный зеленый остров Пакси отлично подходит на роль обители Цирцеи.
Заглядывая своим «везучим» любопытствующим оком во все заливы и бухты между Ахероном и Итакой, «Арго» теперь сделал свое самое неожиданное открытие: исходный материал для вошедшего в «Одиссею» фольклора существует по сей день. Первым сюрпризом явился остров Сесола — точное подобие грозных бродящих скал, вросших в дно у берегов Лефкаса. Сразу же вслед за этим, как и в поэме, нам встретился Ирапетра — мыс Поворотной скалы, он же обитель сирен, но с новой загадкой разрушенных могильников, которые могли дать повод для слов о белеющих на лугу человечьих костях. Лежащий поблизости мыс Сцилла сохранил свое мифическое название и, хотя несколько сместился от изменения береговой линии, служит указателем входа в древний пролив между Лефкасом и материком. Здесь мы нашли логово многоголовой Сциллы — пещеру над самым проливом, обращенную входом на запад, в сторону заходящего солнца. Не нужно богатого воображения, чтобы представить себе, как моряки сочиняли небылицы о притаившемся в пещерном мраке свирепом чудовище. За пещерой возвышается гора Ламия, в названии которой увековечено имя предполагаемой матери Сциллы. Нас поразило, что многие фольклорные мотивы даже запечатлены на карте. Только надо уметь их прочесть. География подтвердила тождество сохраненных народных названий с приводимыми Гомером.
Причудливо извивающийся пролив, отделяющий Лефкас от материка, прямой, как линейка, риф Плака-Спит с его бурунами и низкий горб Ирапетры составляют уникальную комбинацию, какой не увидишь больше нигде, ни в Греции, ни у берегов Италии, зато они точно отвечают наставлениями для плавания в «Одиссее». Больше того, нет никаких оснований предполагать, что местные названия подделаны, чтобы порадовать исследователя. Современные жители Лефкаса даже не подозревают, что этот регион изображен в поэме о великих скитаниях. Собранные нами свидетельства были подлинными и нефальсифицированными.
Разумеется, какие-то загадки еще остаются. Что произошло с тремя курганами, отмеченными в 1864 году британскими ВМС на мысу Ирапетра? Кто покопался в них — какой-нибудь археолог-любитель или грабители? В отчетах экспедиции Дерпфельда, работавшей на Лефкасе сорока годами позже, они не упоминаются. Возможно, эти могильники содержали ключ к проблеме «светлого луга сирен», подобно тому как обилие микенской керамики на Меганиси, если удастся его объяснить, сможет что-то поведать про остров быков Гелиоса.
Странная, лишенная плоти сказка о Калипсо прерывает цикл ионийских повестей в «Одиссее». Обитель нимфы — Огигия — воспринимается как совершенно нереальная, сказочная страна. Рассказ о том, что герой попадает туда, плывя девять дней на обломках, неправдоподобен. Восемнадцатидневное плавание оттуда не вмещается в размеры Средиземного моря. Огигия лежит за реальным горизонтом, и профессор А. Уэйс, один из авторов «Руководства к Гомеру», считает, что Калипсо «придумана самим Гомером, чтобы объяснить долгое отсутствие героя».
В самом ли деле Феакия, куда волны принесли Улисса и где состоялось его романтическое спасение кроткой Навсикаей, находилась на Керкире? Может быть, да, может быть, нет. На этом острове пока не найдено никаких микенских предметов, и вообще Керкира, возможно, лежит за пределами микенского мира, хотя, как замечает тот же профессор Уэйс, «одной из общих для эпических творений черт является то, что важнейшие события саги прочно привязаны к конкретным местам». С того момента, как погибает итакская флотилия, эти привязки сосредоточены на северо-западе Греции.
Естественно спросить, каким же образом приключения Улисса, сперва на логическом каботажном маршруте из Трои на юг, затем в родном архипелаге героя, оказываются перенесенными на сотни миль в западную часть Средиземного моря, чаще всего — в Тирренское море между Сицилией и побережьем Италии? Ответ на это может дать обширная миграция греков в те времена, когда Гомер составлял свою композицию сказов об Улиссе. Греки продвигались на запад, учреждая колонии, и родной фольклор был их спутником. Обосновываясь в новых областях Великой Греции, они оснащали свои сказы деталями местной топографии, пренебрегая возникающими несоответствиями, поскольку в их представлении Улисс был непревзойденным путешественником и, следовательно, побывал здесь до них. Истина за восемь веков до начала миграции выглядела совсем иначе. Возвращаясь домой, маленькая флотилия микенских боевых галер должна была следовать как можно более коротким маршрутом, благоразумно держась поближе к берегу. Перенося действие «Одиссеи» в Сицилию и Италию, толкователи лишь превращали все плавание в головоломку.
