Однако бум этот продолжался недолго. Его прервала Корейская война. Многие из былых поклонников России (и тесно связанных с ней в те времена идей социализма) ушли на Север вместе с отступающими коммунистическими дивизиями. Для тех, кто остался, Корейская война часто означала разочарование в коммунизме. Зачастую в этом были виноваты сами северяне, которые, заняв на несколько месяцев почти всю территорию страны, вели себя, скажем прямо, не лучшим образом. Отходу интеллигенции от коммунизма немало способствовала и активная антикоммунистическая пропаганда корейских правительств. Как бы не ссорились друг с другом корейские политики в 1948–1998 гг., решительный антикоммунизм был их общим знаменателем.
Однако разочарование в советской политике не всегда означало полную потерю интереса к русской культуре. Наоборот, шестидесятые годы были, пожалуй, тем временем, когда русская классика достигла пика своей популярности. В те годы вся корейская студенческая молодежь читала наших классических писателей, когда немалой популярностью пользовалась и русская музыка, а традиции русского театра («Система Станиславского») тщательно изучались местными режиссерами и актерами.
В пятидесятые и шестидесятые годы первые русские отделения были открыты в нескольких корейских вузах. Популярность у них была довольно умеренная, что отчасти объяснялось отсутствием каких-либо перспектив трудоустройства для их выпускников. Никаких контактов с Россией у Южной Кореи тогда не было, ее граждан до начала семидесятых ни под каким видом не пускали на территорию СССР, да и впоследствии, вплоть до 1987 г., разрешения на поездку в СССР выдавалось и Москвой, и Сеулом только в самых исключительных случаях. Распространение любых советских изданий на территории Кореи было строжайше запрещено, причем исключения не делалось даже для совершенно безобидных вещей, вроде пластинок русской классической музыки, изготовленных фирмой «Мелодия» (уже тот факт, что они были произведены в СССР, превращал их в глазах тогдашних корейских цензоров в «подрывные материалы»). Даже самостоятельные занятия русским языком считались крамолой и были запрещены. Разумеется, знание разговорного языка у тогдашних выпускников русских отделений оставляло желать лучшего, все их образование строилось вокруг умения читать, а не говорить по-русски. Окончив русское отделение и получив диплом, выпускник практически не имел шансов получить работу по специальности, если ему только не удавалось попасть в аспирантуру (в те времена часто — за границей, в США или Германии) или же найти работу в армии и/или спецслужбах.
Если же говорить о большинстве населения, то его представление о СССР сводилось, по большому счету, к трем положениям: а) Россия — очень большая, очень холодная и очень агрессивная страна, опора мирового коммунизма; б) Россия — страна высокой культуры, страна Толстого и Достоевского, Чайковского и Станиславского; в) Россия — главный враг США и единственная страна, которая может при случае противостоять Америке. Разумеется, попал в Корею и традиционный американский набор «российских образов», который в те времена активно пропагандировался Голливудом: водка, снега, меховые шапки, медведи и злобные агенты КГБ.
Серьезные перемены наступили только около 1988 г., когда СССР и Южная Корея установили между собой отношения (сначала — неформальные, а потом и официальные, дипломатические). 1988–1992 гг. были эпохой второго, и куда более значительного, «советского бума» в Корее. Этот бум отчасти подогревали надежды корейских бизнесменов на гигантский потенциал российского рынка, отчасти — извечная тяга к запретному плоду, а отчасти — и вновь усилившиеся среди корейской молодежи левые настроения. В те годы на полках книжных магазинов стала все чаще появляться не только дореволюционная, классическая, но и советская литература. Спрос на нее был немалый. Раскупали молодые корейцы произведения не только (и даже не столько) Толстого и Чехова, сколько писателей социалистического реализма, популярность которых как раз в то время в самом СССР упала почти до нуля. Представляю, как поразились бы российские студенты в истово-перестроечном 1990 г., узнав, что среди их корейских сверстников едва ли не самым популярным произведением русской литературы тогда являлась «Мать» Горького!
Следствием советского бума стало и стремительное увеличение численности российских отделений в корейских университетах. В 1988–1995 гг. они росли как грибы, и любой вуз, претендующий на респектабельность, в те годы стремился обзавестись русским отделением. В течение короткого времени русские отделения находились на пике популярности. Всем казалось, что тысячи корейских фирм вот-вот двинутся в Россию и сделают там многомиллионные состояния, и что этим фирмам будут нужны тысячи переводчиков и консультантов. Вдобавок, внезапное «открытие» России, до того времени недоступной и, следовательно, экзотически-таинственной и манящей страны, тоже воодушевляло многих. Результатом стал не только количественный рост корейской русистики, но и заметное улучшение «качества» студентов.
Однако ничто не бывает вечным, советский бум продолжался недолго. Окончился он около 1992 г., вскоре после распада СССР. К этому моменту стало ясно, что те розовые надежды, которые поначалу возлагал на Россию корейский бизнес, не оправдались. Находящаяся в состоянии хронического экономического и политического хаоса страна оказалась куда менее выгодным рынком, чем, скажем, стабильные и быстро растущие Китай или Вьетнам — государства, в которые в 1990-е гг. и двинулись основные корейские инвестиции. Разумеется, сравнительно скромный масштаб российско-корейской торговли означал и сравнительно малое количество рабочих мест с русским языком, и, соответственно, снижение популярности русских отделений среди абитуриентов. Корейские студенты девяностых годов в целом ведь куда прагматичнее своих предшественников, они хотят получать такие специальности, которые могут помочь им в поиске работы. Русский язык сейчас к таковым, скажем прямо, сейчас никак не относится.
Снизилась и популярность русской литературы. Потеря интереса к таким книгам как «Мать» или «Как закалялась сталь» понятна: молодежь здесь в последние годы опять отошла от левых идей, да и вообще меньше интересуется политикой. Однако явно снизился в Корее и интерес к русской классике, столь популярной в шестидесятые и семидесятые годы. Причин на это немало. Отчасти это отражает и общий процесс, который затронул не только Корею, но и большинство стран мира: молодежь, в том числе и образованная, сейчас читает куда меньше, чем несколько десятилетий назад. Нравится это кому-либо или нет, но в развитых странах книга в молодежной среде во многом уступила позиции современной музыке и кинематографу, то есть областям, в которых достижения современной России, будем честными, не пользуются особым международным признанием. Вдобавок, неспешный стиль русских классиков сейчас многим кажется затянутым и скучноватым. Новые поколения, скорее, предпочитают более динамичную прозу американских авторов. Наконец, немалую роль играет и американизация культурной жизни Кореи. И школьные, и университетские программы здесь строятся с оглядкой на американские образцы, так что не удивительно, что американская и, шире, англоязычная литература занимает в корейской «картине мира» все более и более заметное место, вытесняя на второй план все «неанглоязычные» литературы.
