Позднее Стритер рассказал мне, что их вдруг окутало облако и выпал снежок, но этим все и ограничилось. Клегг, спавший в своем спальном мешке, даже не проснулся.
28 марта Маккиннон, Харди, Браун и я впервые вышли к «Углу»; накануне бушевала вьюга, и мы двигались по склонам, покрытым глубоким мягким снегом. Пока шерпы разбивали лагерь в воронкообразной лощине возле самого «Угла», мы стали взбираться на боковую морену. По пути к Моренному лагерю мы уже рассмотрели предвершинную часть горы — участок Верхнего ледопада, Большую террасу, Сходни, — но подножие еще совсем не видели.
Дул ветер, вороша сухой снежок, однако небо оставалось в этот день ясным дольше обычного, и, когда мы обогнули «Угол», нам открылся замечательный вид: весь юго-западный фасад Канченджанги — 3000 метров от подножия до вершины.
Всего около трех километров отделяло нас от горы, и перспектива была искажена. Сходни и Большая терраса выглядели не такими крутыми, как издали; зато оба ледопада казались очень крутыми и длинными. Отчетливо вырисовывался контрфорс Кемпе; похоже было, что он кончается намного ниже начала Нижнего ледопада.
Налево, западнее Нижнего ледопада, хорошо просматривался склон над Могилой Паша, подводящий к макушке Западного контрфорса. Можно было подумать, что от Могилы Паша ведет прямой путь к подножию Верхнего ледопада; нам стало понятно, почему отряд Кроули заключил, что именно здесь пролегает маршрут к Большой террасе. Но мы-то знали, что это не так: отсюда не было видно крутой восточной стены Западного контрфорса.
Мы не стали долго рассматривать эти склоны, наше внимание было приковано к Нижнему ледопаду, одновременно мы старались представить себе путь к предполагаемому базовому лагерю у его подножия.
На следующий день выдалась ясная погода, и наша группа разделилась. Харди поднялся с теодолитом на ребро пика Талунг, чтобы построить базис и определить высоту Западного седла Канченджанги, Большой террасы, Верхнего ледопада в его средней и нижней точке, а также макушки и подножия контрфорса Кемпе. Он взял с собой Брауна и Уркиена. Я отобрал двоих шерпов, Анг Тембу и Намче Анг Даву, и вместе с Маккинноном мы пошли разведать путь к базовому лагерю. Остальные шерпы отправились в Ледниковый лагерь забрать часть грузов, заброшенных туда отрядом, которым руководил Стритер.
Наша четверка выступила в 8.30, сорок минут спустя после того, как солнце пришло в лагерь. Мы обогнули «Угол» и стали пробираться через полуметровый снег к леднику, до которого было около 120 метров. От «Угла» отчетливо просматривался весь ледник. Он начинался от фирновых полей под Талунгским седлом и под скалами ниже южной оконечности Большой террасы и плавно спадал вниз до места слияния с Нижним ледопадом. Дальше северную треть ледника пересекали глубокие и широкие расщелины; в центральной части возвышались сераки и гряды; в южной трети его поверхность снова делалась ровной, почти без трещин, и здесь вполне можно было проложить маршрут вверх, если бы не нависающие ледники на склоне Талунга, о роковой роли которых говорило нагромождение обломков у подножия пика.
Мы решили, что лучше держаться подальше от опасного места, и стали прокладывать маршрут в средней части ледника вне пределов досягаемости лавин с Талунга. Я чередовался с Маккинноном, протаптывая тропу; шерпы несли рюкзаки. Сначала мы пошли от нашей морены в центр ледника. Ледник был «открытый» — иными словами, такой, поверхность которого обычно остается голой в летние месяцы. Однако теперь его покрывал 15-сантиметровый слой свежего снега, скрывший все трещины; пришлось чуть ли не сразу прибегнуть к помощи веревок. Мы двигались напрямик, но с огромным трудом; стояла жара, солнце обжигало лицо; еще не успев акклиматизироваться, мы тяжело дышали, пересохшее горло болело.
На леднике мы повернули, нащупывая путь вверх, и вскоре очутились среди хаоса сераков, за которыми выстроились поперечные ледяные гряды. Слева кое-где тянулись трещины, они все больше оттесняли нас вправо. Шесть часов спустя мы достигли точки, лежащей на уровне подножия Западного контрфорса; оставалось максимум 200 метров по прямой до того места, где мы предполагали разбить базовый лагерь. Мы сели передохнуть и осмотреться… Прямо перед нами простиралась глубокая трещина, слишком широкая, чтобы ее можно было преодолеть. Вправо она доходила до самого Талунга, слева терялась в нагромождении сераков и хаосе расселин. Похоже было, что там можно ее форсировать, но дальше открывалась новая трещина, за ней — еще и еще. Часы показывали четверть третьего, мы сильно устали, настолько сильно, что продолжать разведку в этот день означало бы вымотаться больше, чем это было допустимо на столь ранней стадии экспедиции. Мы повернули назад.
На возвращение в лагерь ушло два с половиной часа. Здесь мы забрались в палатки и сразу легли. Все до того утомились, что даже сладкий чай с лимоном не доставлял нам удовольствия, об ужине никто и не помышлял. Такое состояние обычно в начале акклиматизации. Альпинисты испытывают предельную усталость и утешаются лишь тем, что это состояние продлится недолго, спустя неделю они, вернувшись в лагерь после тяжелого перехода, уже не будут чувствовать такой слабости — короткий отдых восстановит и аппетит и работоспособность.
Рекогносцировка показала, что наши носильщики — шерпы и люди из Гхунзы — еще не могут приступить к заброске грузов до базового лагеря. Маршрут слишком сложен, а у них нет необходимого снаряжения, да и погода еще не установилась. Итак, надо доставить грузы в Угловой лагерь, сделав его нашей временной базой, а затем с помощью тех из шерпов, которым снаряжение позволяет идти по льду, двигаться дальше.
Поскольку Харди и Браун не закончили съемки, мы условились, что они будут продолжать свою работу весь следующий день, 30 марта, а я и Маккиннон отдохнем. А 31-го пойдем все к будущему базовому лагерю — эта прогулка поможет нам быстрее акклиматизироваться, а заодно мы получше разведаем первую часть маршрута.
Однако наутро подул ветер. Мы слышали его накануне — он ревел над Талунгским седлом, и мы решили сначала, что это лавина, пока не убедились, что гул продолжается час за часом не прекращаясь; из долины видно было, как ветер гонит облака вдоль вершины с запада на восток. В лагере до сих пор было спокойно, но теперь, проснувшись, мы сразу заметили, как сотрясаются палатки. Сильные порывы ветра хлестали снегом по брезенту. Лежа в спальных мешках, мы прислушивались. «Такого ветра я еще не видал за всю мою жизнь!» — сказал я себе. Выдержат ли палатки? Харди собрался на съемку, хотя мы говорили ему, что вряд ли удастся установить теодолит в такую погоду. Быстро рассветало, но ветер не только не ослабевал, а, наоборот, усиливался с каждой минутой. Вдруг что-то сильно хлопнуло по моей палатке, и Харди крикнул снаружи:
— Шатер сорвало!
Я надел обувь и выскочил. Шатровая палатка исчезла. Там, где она стояла, находились лишь два плотно застегнутых спальных мешка. На моих глазах мешки приоткрылись, и выглянули лица двоих шерпов. Они увидели над собой небо и скрылись опять, плотно застегнув замок-молнию.
Однако не все шерпы отнеслись так же равнодушно к случившемуся. Чангджуп стоял рядом со мною, крепко держа в руках центральную растяжку большой зеленой палатки, разорванной вдоль конька и ската. Еще немного, и она превратилась бы в лохмотья или улетела бы с ветром, но Чангджуп мигом сообразил, что надо делать: он обрезал две боковые растяжки с наветренной стороны и повалил палатку, не обращая внимания на возмущенные возгласы ее обитателей.
Я пошел вместе с Джо Брауном искать шатер; ветер указывал нам путь. На протяжении 30 метров долина медленно поднималась, становясь все уже, но за «Углом», до которого было от лагеря метров шестьдесят, снова понижалась. Здесь мы и нашли то, что оставалось от палатки, металлические стойки были погнуты.
Потащили добычу обратно. Ноги окоченели — солнце еще не взошло, ветер дул сильнее прежнего, стоял легкий мороз. Мы укрепили получше растяжки палаток и забрались в них, чтобы обсудить наши планы. Было ясно, что и в Угловом лагере еще рано обосновываться. Решили оставить все имущество, устроив из палаток склад под защитой большого валуна, и на несколько дней спуститься ниже, пока не изменится погода. Один Харди останется жить здесь, ему ведь нужно завершить съемки; кроме того, наше поражение не будет выглядеть столь сокрушительным, если хоть кто-нибудь станет удерживать позиции в лагере. Итак, Харди вместе с Уркиеном провел еще две ночи в Угловом лагере, все остальные возвращались в Ялунгский лагерь.
