Сразу надо сказать: вооруженных столкновений было совсем немного. Чехословацкая армия, повинуясь строгому приказу, не покидала казармы. Из общего количества жертв (немногим больше ста человек) основное число погибло в результате дорожных происшествий, неосторожного обращения с оружием и т. д. Кинохроники показывали площади, запруженные нашими танками и обступившими их толпами людей, возбужденно кричащих, размахивающих плакатами. На стенах надписи, листовки, часто нарисованы пятиконечные звезды, а в центре свастика… Такие рисунки показывали охотно, стараясь культивировать у нас мысль: «Мы их в 1945-м освобождали, а они…» Однако редко показывали другие надписи, дезавуирующие эту кощунственную спекуляцию на крови наших солдат-освободителей в Великой Отечественной: «Твой отец нас освобождал, что делает его сын?», «Слава вашим отцам – вам позор!», «1945-й – свобода, 1968-й – оккупация».[22] Показывали несколько дымящихся танков: чехи пробивали железными пиками топливные баки и бросали горящую паклю или сухие листья на броню… Разумеется, все это делали, будучи уверенными, что русские солдаты не будут стрелять по безоружным людям и давить их гусеницами. Совсем по-другому вели себя чехи в тех местах, где находились немецкие части из ГДР. Там немцы поставили ограждения или просто рисовали мелом черту на асфальте. По всем, кто переступал черту, открывали огонь. Никаких тебе политических диспутов и протестов! Думаю, об этом тоже надо сказать для объективности.
Многие из вас уже читали об этих первых днях вторжения (а если нет – прочтите). Вот что пишет Милан Кундера в книге «Невыносимая легкость бытия»: «Многие фотографии появились в самых разных зарубежных газетах: на них были танки, угрожающие кулаки, полуразрушенные здания (? – В. П.), мертвые, прикрытые окровавленным красно-сине-белым знаменем, молодые люди на мотоциклах, с бешеной скоростью носящиеся вокруг танков и размахивающие национальными флагами на длинных древках, молодые девушки в невообразимо коротких юбках, возмущавшие спокойствие несчастных, изголодавшихся плотью русских солдат тем, что на глазах у них целовались с незнакомыми прохожими. <……..> русское вторжение было не только трагедией, но и пиршеством ненависти, полным удивительной (и ни для кого теперь не объяснимой) эйфории».
Проведя удачную военную операцию, политических целей руководство «социалистического лагеря» не достигло: население возмущалось и бунтовало, «послушного правительства» сформировать не удалось. Пришлось возвращать в страну Александра Дубчека и президента Свободу, уважаемых чехами и словаками и получивших в их глазах ореол героев и мучеников. После долгих переговоров, уговоров, угроз, обещаний и тяжелых компромиссов Дубчек выступил по радио с обращением к народу. Вот как описывает это М. Кундера: «…чужие солдаты арестовали его, главу самостоятельного государства, в его собственной стране, уволокли его <……> перевезли в Москву, велели выкупаться, побриться, одеться, завязать галстук и сообщили, что казнить его уже не собираются и он может продолжать считать себя главой государства. Его посадили за стол против Брежнева и заставили вести с ним переговоры. Вернулся он униженным и обратился к униженному народу. Он был так унижен, что не мог говорить. Тереза никогда не забудет те ужасные паузы между фразами. Был ли он изнурен? Болен? Его накачали наркотиками? Или это было просто отчаяние? <……> В этих паузах был просто ужас, обрушившийся на их страну».
Что поделаешь – надо жить дальше. Постепенно верх брал характер чехов – невоинственный, спокойный, прагматичный, а также привычка принимать беды и неприятности как данность и приспосабливаться к ним. И начался в Чехословакии период мутный, ненормальный, который со свойственным коммунистической пропаганде изяществом был официально назван «нормализацией».
«Нормализация» и «застой»
Пошли большие чистки. Угодить в «неблагонадежные» было легко. Подписал в разгар Пражской весны воззвание «Две тысячи слов» в поддержку реформ? Работал в одном институте с Отой Шиком, экономистом-реформатором? Пил сливовицу с поэтом-диссидентом Павлом Когоутом? Значит, неблагонадежен. Приглашали в партком, вежливо беседовали, предлагали публично отречься от былых заблуждений, поддержать политику нормализации. Отказавшихся ждали большие изменения в социальном статусе и материальном положении. Врачи, журналисты, инженеры и ученые становились мойщиками окон, вахтерами, уборщиками. Таксистами устраивались только по большому блату. А драматург и писатель Вацлав Гавел, будущий президент независимой Чехии, работал в котельной (вспомните наших первых полуподпольных рок-музыкантов). Не пустовали и чешские тюрьмы. Однако самый большой урон понесла интеллигенция страны от эмиграции. Достаточно назвать писателя Милана Кундеру и кинорежиссера Милоша Формана.
Никогда еще советская сборная по хоккею не была так сильна, как в те годы! Какие звезды в ней играли! Однако именно тогда чешские хоккеисты в матчах с нашими зубами цеплялись за каждую шайбу, яростно дрались у бортиков, неистово рвались к нашим воротам. Играли на пределе сил, «прыгали выше головы» и – выигрывали. Это был уже не спорт, это были «хоккейные войны» – единственный легальный способ громко выразить протест, отомстить Советскому Союзу за унижение. Думаю, количество болельщиков возросло в разы, и когда на чемпионате мира в марте 1969 года хоккеисты Чехословакии выиграли у нашей сборной оба матча, ликовала вся страна. Мимо наших воинских частей проезжали автобусы с плакатами «Вы нас – в августе, мы вас – в марте».
По очень приблизительной оценке чешского диссидента, примерно пятнадцать процентов населения активно сотрудничали с режимом, пятнадцать процентов активно ему сопротивлялись. Меня, как вы понимаете, интересует, как жили в эти годы остальные семьдесят процентов. Многие, особенно из интеллигенции, вынужденно ступили на дорогу больших и маленьких компромиссов со своей совестью. На одной чаше весов – «стыдно, непорядочно», на другой – любимая работа, благополучие семьи… Советую вам прочесть две очень разные книги очень разных авторов: «Невыносимая легкость бытия» Милана Кундеры и «Лучшие годы – псу под хвост» Михала Вивега. Они не о политике, они о людях.
* * *А у нас в это время запретили показ детского фильма Ролана Быкова «Внимание – черепаха». Из-за эпизода, когда двое любознательных мальчишек, желая испытать прочность панциря домашней черепашки, пробравшись на полигон, подкладывают ее под гусеницу танка. «Думаете, непонятно, на что вы намекаете: черепаха маленькая, на букву „ч“, и большой советский танк!»
