После этого два готовых полных киля были параллельно, на расстоянии около полутора футов друг от друга, прочно скреплены поперечинами из бамбука так, что за исключением загнутых окончаний походили на лестницу-стремянку. Концы дуг были притянуты одна к другой и крепко соединены так, что и спереди и сзади образовалось по одинаковому кончику. Между двумя выступами я вертикально вставил еще и кусок китового уса для соединения высоких бортов каяка; потом прикрепил железные кольца там, где медным обручем соединил заострения киля, чтобы суденышко можно было тянуть или, наоборот, удерживать на месте. Борта лодки, за исключением носовых окончаний из цельного испанского тростника, имевшегося в изобилии на Утином болоте, были изготовлены из расщепленных бамбуковых трубок. Для выпуклого носа каяка прекрасно подошел расколотый на две половинки гибкий и податливый тростник. Из него была сформирована необходимая трехфутовая выпуклость в середине, уменьшавшаяся книзу и кверху. Борта лодки в направлении к носу и корме утончались, и все суденышко прикрывала палуба, за исключением довольно узкого лаза, или места для сидения, расположенного посередине, которое я обил самым легким деревом, имевшимся в моем распоряжении. Возле этого лаза была сделана насечка для закрепления спасательного жилета. Таким образом, гребец составлял некое единство с лодкой и вода при ударе волн не проникала через отверстие. Прямо по центру лаза находилась маленькая скамеечка, на которой гребец мог сидеть. В лодке гренландской конструкции скамейка отсутствует и гребец стоит на коленях.
Так или иначе, но остов моего каяка был мне больше по вкусу. Вот только из-за встроенной скамеечки лодка была, пожалуй, высоковата, зато благодаря эластичности материалов обещала хорошо послужить нам в будущем. Когда я на пробу со всей силой бросил каркас на каменистый грунт, он отскочил, подобно кожаному мячу, а на воде оказался таким легким, что даже при довольно сильной нагрузке ни на один дюйм не погрузился в воду.
Теперь предстояли отделочные работы, они отняли тоже немало времени. Я отобрал две самые большие шкуры, снятые со зверей через голову и не разрезанные вдоль. Они после соответствующей обработки были, подобно эластичным мешкам, натянуты на остов лодки посередине и на концах и самым тщательным образом сшиты; швы были промазаны каучуковым клеем для водонепроницаемости.
Однако прежде чем обшить лодку, мы изнутри обили ее мехом, дно между килями покрыли пробкой и швы просмолили и проконопатили, опять же чтобы добиться полной водонепроницаемости. Наконец очередь дошла и до конусного покрытия. Поперечные бамбуковые крепления тоже были обиты мехом так, что верхний ряд тростника на бортах с обеих сторон выступал маленьким валиком и одновременно создавал надежную опору для лучшего закрепления покрытия. Чтобы повысить прочность, все щелочки также были залиты смолой.
Отверстие для сиденья я несколько сместил назад относительно центра, так как намеревался использовать переднюю часть лодки для установки небольшого паруса. Пока передвижение лодки происходило при помощи несколько более длинного, чем полагалось, двухлопастного весла из бамбуковых досок. На одну лопасть я поместил хорошо просмоленный воздушный пузырь, который помог бы удержаться некоторое время на поверхности воды, если случится вдруг несчастье и каяк опрокинется.
В конце концов отделочные работы закончились. И настал черед матушки показать себя в швейном искусстве. Ей поручалось сделать выкройку накидки для гребца. Я сказал, что ни один из нас не сядет в лодку без этой накидки. Волна в любое время может проникнуть в отверстие для сиденья и заполнить лодку водой, и гребец, даже если на нем пробковый спасательный жилет, может не выбраться из отверстия для сиденья и, следовательно, вместе с лодкой пойдет на дно.
Накидка, по моему указанию, должна состоять из слегка приталенной подкладки, не зашитой сверху и снизу. Ее следовало надевать через голову с вытянутыми вверх руками, а низ заправлять под поясной ремень. На эту подкладку нашивался широкий покров, сидящий свободным мешком на спине, груди и животе; проймы для рук и шеи можно было очень плотно затягивать шнурками. По всей окружности бедер я велел нашить еще широкую кайму. Когда гребец садился в лодку, ободок насечки на сиденье в каяке вклинивался между каймой и подкладкой накидки. Теперь можно было кайму протащить в насечку и затянуть шнуром, чтобы не допустить проникновения воды. Получалось, тот, кто сидит в каяке, своим одеянием связывался с верхним конусом лодки, и вместе они составляли единое целое. Поскольку потом подкладка была плотно сшита с верхом по окружности через подмышки, грудь и лопатки гребца, а я все швы добротно просмолил, то между грудью и бедрами образовалась своего рода камера. К ней я пришил трубочку из пленки кишки с пробочкой наверху. Трубочку можно было легко взять в рот, она не пропускала воздух. Теперь сидящий в лодке мог по своему усмотрению, выходя в плавание, надувать воздухом свободное пространство между подкладкой и верхом и закрывать трубочку пробкой. Если лодка случайно опрокидывалась, гребец оставался на поверхности воды.
Вот такими делами мы занимались в сезон дождей, не по принуждению, а с большим удовольствием. В свободное от работы время читали полезные книги, учили иностранные языки и, конечно, не избегали обязанностей по дому. Как только погода улучшалась, мы сразу выходили в поле, чтобы подышать свежим воздухом.
Первое спасательное одеяние было сшито для Фрица, и в один прекрасный день он должен был его опробовать. Гренландский каяк местного производства был спущен на воду, и Фриц облачился в странное одеяние гребца. Мы, зрители, разразились хохотом, когда он стал надувать себя. Спереди и сзади у него появились такие большие бугры, какие бывают только у сказочных верблюдов. Фриц величественно прошествовал мимо и в таком верблюжьем виде вошел в воду. Он удалился далеко, но вода была ему всего лишь по грудь. Потом Фриц поплыл и скоро достиг песчаной отмели. Почувствовав под ногами дно, он с ликованием повернулся к нам, замахал руками, стал кричать и прыгать, брызгая во все стороны. Ребята тоже радовались успеху горбатого «водопроходца» и умоляли матушку сшить для них немедленно точно такие же накидки.
Однако неожиданно и не совсем ко времени появились неотложные дела, начинался ход сельди и всегда сопровождающая его миграция тюленей. Матушка вдруг начала бесконечно жаловаться, что мы только тем и занимаемся, что собираем, ловим, объезжаем, засаливаем и обмолачиваем. Спешим все и спешим. Как бы между прочим она сказала, что пора выкапывать картошку и маниок. Я мягко возразил ей и напомнил, что она всегда говорила о своей любви к земле, а картофель на здешней почве копать не столь уж затруднительно. Я напомнил ей о глинистых или каменистых огородах в Швейцарии. Заметил также, что нет необходимости снова обрабатывать поле под корнеплоды, достаточно оставлять на нем мелкие или маленькие экземпляры для последующего роста.
