Снегопад продолжался всю ночь и все следующее утро. Проснувшись, мы обнаружили, что видимость не превышает 100 метров; крыша палатки провисла под тяжестью снега. Пришлось оставаться на месте. Мы читали; Бенд продолжал считать лавины. Сильный ветер трепал палатку, завывая в растяжках, совсем как в театре. К полудню число лавин, зарегистрированных Бендом, достигло сорока восьми. Иначе говоря, почти каждые полчаса срывалась большая лавина. И над всем этим шумом господствовал рев ветра на Талунгском седле, непрекращающийся гул, словно от могучего водопада.
Выйти из палатки было сложным делом, притом не очень приятным. Надев все куртки и штормовки, мы выползали через рукав наружу, предварительно отряхнув его, чтобы снег не просыпался внутрь, и пробирались по сугробам, стараясь не ушибить ноги, защищенные мягкой обувью, о скрытые камни. Co всех сторон нас окружало пустынное царство ветра.
За весь день в тучах не появилось ни одного просвета. Вечером, когда я вышел на гребень метрах в ста от лагеря, чтобы связаться по радио с товарищами, долины совсем не было видно. Карабкаясь по гребню в поисках лучшего положения для связи, я провалился ногой в трещину. Обратный путь до палаток показался мне невероятно длинным. Бенд отряхнул меня от снега перед входом, и мы легли спать, надеясь, что утро принесет улучшение погоды, которое позволит нам осмотреть контрфорс Кемпе.
Наступило утро 14 апреля. В 7.50 из-за южного гребня горы, левее Талунгского седла, выглянуло солнце и осветило наши палатки. Над седлом продолжал бушевать ветер, но небо было ясное и сулило хороший день. Свежий снег, ослепительно белый в солнечных лучах, покрывал все вокруг. Сильные порывы ветра крутили маленькие снежные вихри.
Мы смотрели на контрфорс Кемпе. Отсюда перспектива была искажена, и, хотя нижняя часть контрфорса выглядела очень крутой, верхний участок производил гораздо менее грозное впечатление, чем от «Угла». Тут и там на скалах белели пятна свежего снега, особенно на могучих утесах под Большой террасой, таких крутых, что снег обычно не держится на них и только мороз помог снежинкам пристать к камню.
Годом раньше отряд Кемпе, убедившись, что через Талунгский цирк нет безопасного пути, разбил лагерь на этом самом месте и поднялся по Нижнему ледопаду на три четверти его длины. Позже они установили, что можно подняться еще выше, двигаясь по скальному контрфорсу, образующему левый берег ледопада, — контрфорсу Кемпе. Свой высший лагерь они разбили на макушке контрфорса, на высоте примерно 6400 метров. Но дальше им не удалось найти подходящей площадки в верхней части Нижнего ледопада, а также пробиться вправо, за опасные ледяные зубцы, нависшие над кулуарами между контрфорсом Кемпе и скалами ниже Большой террасы. Изучая их отчет, я пришел к выводу, что, несмотря на их неудачу, путь может быть только один — по контрфорсу Кемпе и через Нижний ледопад. Поэтому мы и пришли сюда, оснащенные лестницами для форсирования трещин и черпая надежду в мысли, что лед в таких местах не остается неподвижным и невозможное в прошлом году может оказаться возможным теперь. Итак, прежде всего надлежало отыскать путь Джексона вверх по скалам до места их лагеря на верху контрфорса.
Мы вышли вдвоем с Бендом в 8.30, держась поначалу центральной оси ледника, курсом на Талунгский цирк. Мы остерегались уклониться слишком далеко вправо из-за угрозы лавин с пика Талунг и не хотели заходить чересчур далеко вверх: там грозили обвалы с Талунгского цирка и Большой террасы. Поэтому мы, как только нащупали проход в сети трещин, избороздивших место слияния Нижнего ледопада с главным ледником, свернули влево, к осыпям ниже восточной стены контрфорса. Постепенно в поле зрения появлялась восточная стенка; мы сравнивали ее с фотографией, полученной от Джексона.
До сих пор мы поднимались по отлогому, почти совершенно гладкому леднику, теперь же, на уровне подножия контрфорса, пошли влево к нему и преодолели на пути к осыпям зону небольших трещин. Осыпи занесло снегом, идти по ним было трудно. Мы направлялись к нише в 150 метрах над ледником, где заканчивался желоб, или камин; тут, как мы полагали, должен был начинаться маршрут Джексона. Путь от лагеря до ниши занял два часа; свежий снежок был коварен, под ним скрывались живые камни и скользкий лед.
Достигнув ниши, приготовили веревки и снова стали изучать фотоснимки Джексона. Они позволяли составить общее впечатление, но детали различить было трудно. В 60 метрах выше справа на ребре выделялся шпиль, как будто соответствующий описанию. Но где «трудный камин», о котором говорил Джексон, и где проходит траверс через плиты к другому, еще более трудному камину, начинающемуся за шпилем? Прямо над нами открывался желоб — может быть, это и есть первый камин Джексона? Правее в скале виднелась трещина, подводящая к уступу над гладкой стенкой, — может быть, здесь? И тут и там лежал снег, не позволяя ни разглядеть опоры, ни определить, насколько труден будет подъем.
Решили сначала испытать трещину. Я закрепил веревку на ледорубе, воткнутом в снег на всю длину, и Бенд начал подниматься. Он продвигался медленно. До уступа было всего шесть метров, но каждую опору приходилось отыскивать ногой. Наконец он выбрался наверх; на уступе, на фоне скал ниже Большой террасы, четко вырисовывались очертания длинной фигуры. Прошло несколько минут, наконец Бенд произнес:
— Что-то мне здесь не нравится. Вряд ли он проходил здесь.
Мы стали совещаться.
— А все-таки как там дальше?
— Трудно сказать. Не видно, где зацепиться. Да ты поднимись сам, посмотри.
Бенд спустился, я занял его место. Оно было опаснее, чем я ожидал, а как далеко до ледника внизу!..
— Лучше проверить другой камин, над тобой, — заключил я и повернул назад.
Когда тут спускался Бенд, у меня сильно мерзли ноги, и мне показалось, что он очень уж возится. Я чуть не крикнул ему: «Ну давай, чего там, здесь и съехать можно!» Теперь я был рад, что сдержался. Он улыбнулся, глядя на меня:
— Что, хорошее местечко?
Наконец я закончил спуск. Бенд немедленно стал подниматься по желобу, однако через три метра остановился, потом вернулся вниз: было слишком скользко. Осмотревшись как следует, мы заключили тем не менее, что именно здесь начинался маршрут Джексона, и решили пока на этом закончить разведку. Пусть солнце еще поработает над снегом, прежде чем мы вернемся сюда с большим отрядом, чтобы разбить лагерь на контрфорсе.
В 13.00 мы вернулись на базу. Передохнув, пошли в Угловой лагерь, где нас ждали Маккиннон, Мэзер и Харди. Вечером я связался по радио с нижними лагерями и попросил всех, кроме Стритера, который ждал в Моренном лагере носильщиков с продовольствием из Гхунзы, прийти на следующий день в Угловой лагерь.
Глава пятая
Нижний ледопад
15 апреля — 22 апреля
Вечером 15 апреля, когда все альпинисты, кроме Стритера, собрались в Угловом лагере, я изложил дальнейший план и назначил своим заместителем Нормэна Харди.
Харди и Бенду поручалось, опираясь на лагерь на контрфорсе Кемпе, попытаться разведать путь по Нижнему ледопаду. Браун, Джексон и Клегг, оставаясь в Угловом лагере, будут руководить заброской грузов на базу и устройством там постоянного лагеря. Маккиннон и Мэзер, как только позволит погода, выступят на пик Талунг.
Утром я спустился в Моренный лагерь навестить Стритера и осмотреть напоследок завершенный нами этап. Лагерь было не узнать: снег исчез, и можно было посидеть в тишине на травке, греясь в солнечных лучах. Лишь ветер, ревущий над гребнем между Кабру и Ратонгом, напоминал о трудностях, ожидающих нас вверху.
В Угловой лагерь я вернулся 18 апреля. Наступили очень ответственные дни. Ниже Большой террасы, пока мы не пробились к Верхнему ледопаду, постоянно приходилось считаться с угрозой ледовых лавин и решать, насколько оправдан риск. Сдается мне, что этот период для всех нас оказался весьма напряженным, однако озабоченность часто уступала место восхищению прекрасными видами, радостям товарищества и волнению, которое испытывают альпинисты, шаг за шагом нащупывая путь к цели.
