В Угловом лагере я убедился, что заброска грузов на базу идет как часы: ежедневно доставлялось двадцать нош причем переход до базового лагеря занимал всего три, а спуск — два часа.
Мэзер и Маккиннон тоже находились в Угловом лагере. Они достигли на Талунге высоты около 6000 метров и ночевали в очень неприятном месте, перед широкой трещиной. Всю ночь дул сильный ветер; по словам Нила Мэзера, это было все равно, что спать у железнодорожного разъезда. С утра они совершили еще вылазку, потом сняли палатки и вернулись в Угловой лагерь отдохнуть.
Вечером я переговорил по радио с Харди. Он находился вместе с Бендом на макушке контрфорса Кемпе; вторую половину дня они посвятили исследованию ледопада. Его отчет был сжатым и малообнадеживающим. Они просили дать им еще день на разведку, после чего смогут поделиться с нами своими наблюдениями.
Выйдя вверх 20 апреля, мы двигались очень быстро, большим отрядом: Маккиннон, Мэзер, Браун, Джексон, Клегг, я и двадцать шерпов. Мы шли, словно по шоссе: шерпы срубили все ледовые препятствия на пути. В одном месте, где нам в первый раз пришлось карабкаться по трехметровой ледовой стенке, теперь вырубили ступени, и можно было подниматься, не придерживаясь руками. Еще дальше, там, где раньше приходилось совершать длинный обход в сторону Талунга, Браун сумел сократить путь на пятнадцать минут, прорубив коридор к валуну, зажатому в трещине на глубине трех метров, и второй коридор — вверх от валуна. В 12.30 наш отряд достиг базы; Джексон и я пошли дальше вместе с Аннуллу и Уркиеном.
Восточная стенка контрфорса Кемпе заметно изменилась. Вместо укрытых снегом плит и осыпей мы увидели голые камни и красные скалы; кое-где зеленели пятна мха, виднелась рыхлая земля. Было тепло, безветренно, мы чувствовали себя превосходно. В высшей точке, достигнутой мной в предыдущий раз, мы нашли первую закрепленную веревку. Поднялись вдоль нее по крутому открытому камину, затем двинулись вправо по несложным плитам и по уступу, где скала слева нависала над нами, а справа круто обрывалась к осыпи. Пройдя 120 метров, мы очутились у расселины, на дне которой лежали валуны, а в задней части начинался вертикальный камин шестиметровой высоты. В нем была подвешена веревочная лестница.
До сих пор маршрут хорошо отвечал описанию Рона Джексона, хоть и показался нам несколько труднее, чем ему. Во многих местах мы не решались бы «скатываться вниз», как советовал он.
Правда, камин, у которого мы очутились теперь, даже Джексон считал очень трудным. Харди и Бенд укрепили веревочную лестницу, чтобы шерпы могли подниматься здесь с ношей, однако этого оказалось недостаточно, и мы втягивали мешки вверх отдельно.
Мы очутились на уступе полуметровой ширины, который вел вправо, вдоль крутой стены. Впрочем, дальше стена становилась отложе, опоры были надежнее. Мы карабкались вдвоем до начала длинного и широкого снежного кулуара. Оба запыхались, но чувствовали себя бодро, скальный участок доставил нам даже удовольствие.
Выйдя из кулуара, мы поднялись по скальному гребешку. Отсюда, с правой стороны, на востоке были видны желоба между контрфорсом Кемпе и скалами ниже Большой террасы. По этим желобам шли лавины с восточной части плато между Нижним и Верхним ледопадами. Ниже гребня контрфорса на снежном склоне была открыта площадка для палаток. Здесь разбивал свой высший лагерь Кемпе — на высоте около 450 метров над главным ледником.
Пока шерпы ставили наши палатки, мы поднялись еще на несколько метров, на вершину контрфорса, поискать Харди и Бенда. Вершина представляла собой узкий скальный гребень со снегом, упиравшийся в сераки. Этот гребень, точно нос корабля, разрезал течение Нижнего ледопада. Основная часть ледопада простиралась к западу от нас, другая — к востоку, где скалы были настолько круты, что лед обрывался по линии, тянувшейся на уровне с нами, и от гряды излома по крутым желобам спадал к главному леднику.
Внизу виднелся Угловой лагерь. На западе за сильно иссеченным ледопадом на сотни метров отвесно вздымалась восточная стена Западного контрфорса. Харди и Бенда нигде не было видно, однако следы показывали, где они шли. У наших ног начиналась отвесная шестиметровая ледовая стена с камином, по которому они спустились; камин подводил к трещине между контрфорсом и ледопадом. Альпинисты пересекли ее по разрушенным, непрочным глыбам льда, разделенным провалами. Край ледника возвышался почти на 30 метров; здесь они поднялись наискось вверх, к нише под нависающей массой льда, напоминающей видом канделябр. Отсюда можно было двигаться лишь по отвесной стенке вправо; траверс ее позволял достичь более отлогого склона, затем, двигаясь влево, выйти сзади на верхнюю часть «канделябра».
И тут мы увидели Харди и Бенда: они спускались по склону. Нас разделяло всего 60 метров, но им понадобилось полчаса, чтобы преодолеть это расстояние.
Меня радовало, что им удалось успешно выйти на ледопад; этот этап я считал одним из наиболее трудных на нашем пути. Однако на мой вопрос, как успехи, они ответили очень скупо:
— Мы не прошли.
Уже в палатке мы узнали от них все подробности. Харди и Бенд поднялись по стенке, на которой мы их видели, преодолели нависающий участок, закрепив веревку на крюке, вбитом в лед выше выступа, после чего вышли к нагромождению ледяных глыб, напоминающему, по словам Бенда, некоторые части ледопада Кхумбу. Этот участок, не представлявший особой трудности, вывел их к вертикальной, местами нависающей стенке высотой 15 метров. Стенка тянулась, по-видимому, во всю ширь ледопада.
Сначала они прошли вдоль нее вправо, где от верха до низа тянулись частые трещины. Пытались нащупать путь, но безуспешно, наконец оказались в ледяной пещере, стенки которой смыкались высоко над головой.
Вернулись и двинулись влево; после довольно трудного подъема оказались на неподвижном участке возле правого края ледопада. Этот путь был опасен и ничуть не приближал к цели. Поворачивая назад, в лагерь, они решили, что остается только подниматься по центральной части стены: здесь метров на десять возвышалось ребро, на котором можно было вырубить ступени.
На следующий день мы выступили вчетвером, Бенд и Харди двигались первыми.
Тридцатиметровый участок выше бергшрунда оказался еще коварнее, чем выглядел на расстоянии. В метре-двух от ниши нужно было осторожно продвигаться вправо по скользкому льду, огибая выступ. Время от времени со звоном срывался сколотый ледорубом обломок и исчезал в пасти бергшрунда в 15 метрах под нами. Дальше стенка становилась отложе, но угол подъема достигал все же 50 градусов. Через каждые 9–10 метров, где попадалась глыба плотного льда, торчал крюк. Мы передвигались по одному, держась за них. Однако большей частью лед был слишком рыхл и слаб, чтобы удержать крюк. Невозможно было предугадать, что принесет очередной удар ледоруба. Иногда он откалывал большие обломки, а иногда клюв легко проходил в одно из отверстий, которые пронизывали всю массу льда. У нас было такое ощущение, что мы идем по нагромождению глыб, готовых в любой момент рассыпаться.
В верхней части склона по следам первой двойки мы поднялись на «канделябр», затем, обогнув выступ слева, направились к центру ледопада. Теперь мы шли по наклонной полке вдоль крутой стены. Внизу, метрах в двадцати пяти, громоздились упавшие сверху обломки, над нами нависал карниз. Пройдя 15 метров по полке, мы увидели свисающую с карниза петлю, здесь стенка была намного короче.
Я, взявшись за веревку и вбивая кошки в лед ниже карниза, подтянулся через край к крюку. Затем мы расширили ступеньки и срубили часть карниза; на такой высоте — почти 6000 метров — это оказалось довольно утомительным делом. Дальше начинался участок, напоминающий Кхумбу, а в 500 метрах впереди нас стояли у подножия новой стены Харди и Бенд. Они вырубали ступеньки на небольшом ребре вроде столба, поднимающемся на 12 метров справа вверх и налево. Ребро позволяло, хотя и с очень большим трудом, одолеть первый, нависающий участок стенки длиной 6 метров.
