Далее, поскольку палатки стояли на леднике, нас то и дело озадачивал внезапный треск. Как раз в это утро шерпы показали мне трещину шириной пять — восемь сантиметров, неожиданно открывшуюся в полу нашей «кухни». Еще раньше мы отмечали появление небольших трещин поблизости от палаток.
Новая площадка не только находилась на самом маршруте, но и выглядела более приветливой и удобной. Мы решили перебраться без промедления. За десять дней сюда были переброшены из Углового лагеря и со старой базы все запасы, необходимые нам для дальнейшей работы.
Уже 23 апреля мы приступили к разведке маршрута выше Могилы Паша. Край бокового ледника возвышался на 60 метров. Мы вырубили ступени в крутой стенке, потом на протяжении часа прокладывали тропу, пока не остался лишь совершенно прямой отрезок. Кое-где лежали глыбы, сорвавшиеся с большого серака наверху. Мы старались проложить путь ниже их и так, чтобы тропа проходила под защитой ледяных барьеров.
В этот же день Мэзер и Маккиннон пошли на штурм пика Талунг. Мы связались с ними по радио накануне и теперь все время следили за их продвижением. Сначала мы увидели их выше могучих сераков, преграждающих путь к снежным полям в верхней части горы. Похоже было, что они преодолели барьер сераков в его западной, наиболее крутой части; дальше лишь ровный снежный склон отделял альпинистов от вершины. Однако они затратили слишком много времени на поединок с сераками. Стало поздно, и пришлось возвращаться ни с чем… А после сама Канченджанга потребовала от нас всех сил, и пик Талунг так и остался невзятым.
Основное движение шло по-прежнему от Углового лагеря к нашей старой базе, поэтому мы, возвращаясь, двинулись напрямик через ледник и вышли на тропу между Угловым и базовым лагерем возле первого валуна. На следующее утро Бенд и я спустились сюда из базового лагеря как раз вовремя, чтобы перехватить носильщиков и направить их к Могиле Паша.
Тем временем Харди и Бенд вместе с двумя шерпами совершили неудачную, из-за тумана, попытку найти безопасное место для лагеря I. Сложив груз на снегу, они вернулись для ночевки на новую базу.
За ночь выпало 15 сантиметров снега; утром сохранялась облачность, снегопад продолжался. Co старой базы я связался по радио с остальными лагерями и узнал, что там положение такое же. Оставалось только ждать. Впрочем, прогноз погоды звучал обнадеживающе, и уже к одиннадцати можно было возобновить работу. В тот день мы окончательно свернули старую базу.
26 апреля весь день было ясно. Харди и Бенд выступили к будущему лагерю I; Браун пошел с ними, чтобы знать путь. План предусматривал, что, как только Харди и Бенд проложат маршрут через Горб, мы с Брауном пойдем дальше и начнем, базируясь на лагерь II, разведку следующего этапа. Тем временем остальные участники экспедиции перебросят грузы через Горб.
Стоял туман, когда мы утром 27-го двинулись вверх, и мы не видели Харди и Бенда, зато слышали их. Они работали на льду выше лагеря I, метрах в трехстах над нами, то и дело окликая нас. Браун и я вышли с базы в 8.30, в 9.00 были на леднике. Понадобился час с четвертью утомительной работы, чтобы дойти от его края до лагеря I. Видимость была очень плохая. Обломки на снегу постоянно напоминали о сераке над нами, но монотонное продвижение притупляло чувство опасности. Было жарко и душно, а самый последний участок перед лагерем оказался еще и крутой.
Лагерь был разбит в засыпанной снегом трещине на уровне средней части прохода с правой стороны; слева от нас тянулась самая глубокая часть коридора — наиболее вероятный путь прохождения лавин. За коридором, сколько хватал глаз, тянулись большие барьеры и трещины. Как раз над нами склон пересекала широкая трещина, достаточно надежно прикрывавшая лагерь сверху. Мы удивлялись, каким образом и где Харди и Бенд ухитрились пересечь ее: мы видели их на склоне под Горбом, когда на мгновение появился просвет в тумане.
Отдохнув, пошли по следам первой двойки. Выше лагеря они свернули влево по снежной гряде, потом спустились на дно коридора. Затем перешагнули расщелину и поднялись на 30 метров прямо вверх по крутому склону к нижнему краю большой трещины. Стены ее спадали отвесно, и противоположный край возвышался метров на шесть над нами. В правой стороне никакого моста мы не увидели, влево трещина уходила под ледовые глыбы высотой несколько десятков метров.
Где же поднимались Харди и Бенд? И вдруг мы увидели их след на той стороне, метрах в десяти от нас. Вертикальная стена с нависающими глыбами подводила правее к снежному склону, восходящему под углом 45 градусов; на нем также виднелись следы наших друзей. С того места, где стояли мы, они прошли несколько метров влево и форсировали трещину по снежному мосту. В противоположной стене вырубили ступени слева вверх и направо, к подножию снежного склона.
Мы последовали этим путем. Мост, хотя и выглядел достаточно мощным, провисал посередине; лед на склоне был хрупкий и легко обламывался от удара ледоруба. По верхнему краю стенки тянулся небольшой карниз, а внизу — затененная зелено-синяя глубь трещины… На протяжении пяти метров мы шли вдоль края, теснимые ледяными натеками. Наконец удалось вбить ледорубы в снежный склон. Дальше было уже не так круто, зато верхний слой снега оказался очень рыхлым. Еще 60 метров — угол подъема уменьшился, снег стал плотнее. Теперь мы быстро поднимались рядом, всматриваясь в туман и пытаясь разглядеть Горб. На полпути нам встретились возвращавшиеся сверху Бенд и Харди. Они сообщили, что прошли через Горб, форсировали начало Нижнего ледопада и отыскали путь на плато.
Мы спустились все вместе в лагерь I и остаток дня отрывали пещеры в снегу. Места для палаток было мало, и две хорошие пещеры могли бы нам пригодиться. К сожалению, углубившись сантиметров на тридцать в снег, мы наткнулись на лед, и, хотя мы не смирились, пока не выкопали две большие пещеры, они вряд ли оправдывали вложенные нами усилия.
Как ни радовало нас то, что удалось проложить маршрут, минуя чуть не весь Нижний ледопад, два момента омрачали нашу радость. Во-первых, предстояло еще очень много поработать, чтобы сделать путь через трещину доступным для носильщиков; во-вторых, смущала угроза лавин на склоне выше трещины. Склон был крутой, выпуклый, обращенный к послеполуденному солнцу, и огромное скопление снега ниже Горба внушало нам тревогу. Плохо, когда маршрут уже на столь ранней стадии проходит по таким склонам, которые в случае неожиданной оттепели или сильного снегопада легко могут стать лавиноопасными и запереть в ловушке прошедший вверх отряд, как это и случилось несколько дней спустя.
Однако у нас просто не оставалось иного выбора. Хорошо еще, что угроза лавин была здесь обусловлена не льдом, а снегом, поведение которого до известной степени можно предугадать. Мы решили по возможности ходить через Горб с утра пораньше, пока солнце еще не размягчило снег, соблюдая особую осторожность после каждого снегопада, и постараться закончить экспедицию до потепления, связанного с началом муссона и представляющего для нас главную опасность: стоит муссону размягчить снег, и он уже не уплотнится.
Подъем от лагеря I до лагеря II не представлял обычно особой трудности. Выпуклый склон спадал от гребешка выше и севернее нас вниз, к коридору, точно обрываясь там; рано утром, пока снег оставался твердым, идти по нему было наслаждением. Чистый морозный воздух, ярко сверкающие в первых лучах восходящего солнца снежные кристаллики… Правда, не так-то легко было выйти рано из лагеря I. Он оставался в тени до восьми часов; хотя в день основания лагеря II мы стали собираться в путь с пяти утра, но вышли из лагеря I только в восемь, а пересекли большую трещину лишь к 9.30.
На Горбе мы обнаружили седло шириной около 50 метров. Вдоль него параллельно гребню тянулась трещина; ее противоположная стенка представляла собой ряд разрушающихся сераков, которые заслоняли видимость. Бенд и Харди отыскали место, где размеры трещины позволяли перепрыгнуть ее. Дальше следовал пятиметровый ледовый камин, и наконец, пройдя вдоль льдистого ребра под сераком, мы оказались над кулуаром.
