ни одно чужеземное судно не может войти в гавань Нагасаки, — заявили офицеры.
— Но у нас есть разрешение на вход в Нагасаки, привезенное поручиком Лаксманом, — сказал Крузенштерн.
— Оно было дано больше десяти лет назад. Теперь нужно новое разрешение, — отвечали японцы.
Корабль остановился. Затем подошли тридцать сторожевых лодок. Они окружили корабль со всех сторон и тоже стали на якорь.
— Мы как будто попали под стражу, — говорили русские моряки.
Перед вечером со стороны Нагасаки показались восемь гребных судов. Одно из них было гораздо больше других. Над его палубой была устроена крыша, с которой свисали продолговатые разноцветные флаги.
— Видимо, едут важные чиновники, — сказал Крузенштерн.
Капитан надел парадный мундир и велел поставить почетный караул с барабанщиком для встречи гостей.
На палубу поднялся в сопровождении нескольких человек один из прибывших чиновников. Так же как и все остальные японцы, подплывавшие к кораблю, от гребца до офицера, он был одет в широкое платье, похожее на просторный халат — кимоно. На ногах у него были сандалии, состоявшие из одной подошвы с ремешками. За кушаком у чиновника торчали два меча, а его одежда была сшита из дорогого шелка и на ней был выткан какой-то герб. Барабанщик ударил дробь на барабане, а офицер, командовавший караулом, торжественно отдал честь обнаженной шпагой.
Чиновник остановился и сказал несколько слов. Один из сопровождавших его японцев перевел на голландский язык его вопрос:
— Что это значит?
Узнав, что на русских кораблях обычно встречают таким образом высокопоставленных гостей, он остался доволен и попросил сделать такую же встречу и другому приехавшему с ним чиновнику, имевшему еще более высокий чин.
Четыре привезенных японца выступили вперед, встали на колени, а потом простерлись ниц перед чиновником и, отбивая поклоны, ударяли лбами о пол.
Важный гость спросил их, кто они такие. Не поднимая головы и продолжая кланяться, японцы объяснили, как попали на российский корабль. Не удостаивая их больше ни одним словом, чиновник отвернулся и проследовал дальше, высоко подняв голову. Вслед за тем взошел на палубу и был встречен так же торжественно второй высокопоставленный посетитель.
Японские переводчики, говорившие по-голландски, называли важных гостей обер-баниосами. Потом выяснилось, что они так называют всех должностных лиц, имеющих высокий чин, а эти чиновники были помощник губернатора и ревизор, приехавший из столицы.
Обер-баниосов провели к каюте посланника, который встретил их у порога. Они уселись на диване, поджав ноги по-японски, а переводчики сели прямо на полу. Слуги подали им два лакированных ящика. В одном лежали трубки и табак, в другом — бумага, кисти и баночка с тушью.
Начался разговор, походивший на вежливый, но утомительный допрос.
Японские переводчики знали только голландский язык, которому научились у допускавшихся в Японию голландских купцов. Однако благодаря сходству этого языка с немецким посланник Резанов и капитан Крузенштерн понимали их довольно хорошо.
Обер-баниосы спрашивали, откуда и когда вышло в плавание судно, каким путем шло, где, когда и зачем останавливалось со времени выхода из Кронштадта. А один из переводчиков, вооружившись кисточкой, тщательно записывал ответы, покрывая причудливыми буквами узкий и длинный лист бумаги.
Когда посланник сказал, что привез грамоту от императора России японскому императору, обер-баниосы пожелали увидеть ее и долго рассматривали обвязанную серебристыми шнурками золототканную парчу, в которую была завернута грамота. Резанов отказался развернуть ее, но предложил обер-баниосам познакомиться с копией.
В это время вошел голландский моряк и почтительно доложил обер-баниосам, что начальник голландской торговой фактории обер-гаупт Дув и капитаны двух голландских судов, стоящих в Нагасаки, просят разрешение войти на российский корабль.
Получив позволение, голландцы немедленно явились. Обер-гаупт и голландские капитаны повернулись к обер-баниосам и склонились, по японскому обычаю, так низко, что коснулись ладонями земли. Они кланялись, не разгибая спины, до тех пор, пока обер-баниосы не сказали: довольно.
Русские моряки с удивлением смотрели на эту церемонию. Они знали, что голландцы держатся, как господа, на Яве и в других богатых колониях, им принадлежащих. А в Японии они проявляли почтительность, переходящую в раболепие.
Обер-баниосы объявили, что, по японским законам, ни один иностранный корабль не может быть допущен в гавань, пока не будет сдано японским властям все оружие.
— Вы должны сдать на то время, пока находитесь в нашей стране, все пушки, ружья, порох, снаряды и сабли. Все это будет свезено на берег. А перед отходом из Японии получите ваше оружие по описи, — говорили японцы капитану.
Среди книг, которые Крузенштерн взял с собой в кругосветное плавание, были два томика, изданные в Париже «в третий год республики» — 1794 год. Это был французский перевод книги Тунберга, побывавшего в Японии за тридцать лет до плавания «Надежды». Капитан знал из этой книги, что закон, о котором говорят обер-баниосы, действительно существует и всегда строго соблюдается.
— Я согласен отдать на время нашей стоянки вооружение корабля, если таков японский закон. Но офицеры должны сохранить свои шпаги, потому что этого требует наша честь, — ответил Крузенштерн.
— А я настаиваю, чтобы восьми солдатам, составляющим мой почетный караул, были оставлены ружья, — заявил Резанов.
— Все голландцы, прибывающие в Нагасаки, сдают оружие без всякого исключения, — сказал Дув.
— Россия не Голландия. А я представитель Российского государства и государя, а не купцов! — резко возразил посланник.
Обер-баниосы долго говорили о том, что японские законы не знают исключений. Потом они заявили, что сделают доклад губернатору и завтра сообщат ответ.
— До тех пор ваш корабль должен стоять здесь на якоре, — сказали они Крузенштерну.
Обер-гаупт Дув и голландские капитаны сказали на прощанье, что хотели бы быть полезными русским морякам, но смогут увидеться с ними в лучшем случае еще только один раз, приехав завтра с обер-баниосами.
— Затем нам не позволят встречаться. Во время пребывания в Японии мы живем почти как в заключении, — говорили голландцы.
— Весьма удивительно, до какого унизительного положения дошли голландцы ради торговых выгод, — сказал Крузенштерн, когда обер-гаупт и капитаны отплыли одновременно с японскими чиновниками.
На другой день морские офицеры с утра надели парадные суконные мундиры и черные треугольные форменные шляпы, ожидая приезда обер-баниосов. Но прошло полдня, и, кроме сторожевых лодок, стоящих
