Ознакомительная версия.
Особенное значение деятельность иностранных консулов приобрела в связи с так называемыми капитуляциями – договорами между Оттоманской империей и европейскими государствами о том, что иностранные граждане, живущие на территории империи, не подлежали юрисдикции турецких властей. Изменения происходили и в общественной жизни Иерусалима: в 1841 г. в городе появилась первая типография (еврейская, которую Исраэль Бак перевел из Цфата), в 1848 г. – первый банк, тоже еврейский, принадлежавший семье Валеро. В том же году Австро-Венгрия учредила здесь почтовое агентство и наладила современную почтовую связь с Европой, а вскоре за ней это сделали Франция, Пруссия и Италия; в 1847–1853 гг. в городе открылись латинская, армянская и греческая типографии; появились больницы, школы и другие учреждения, основанные на средства филантропов или религиозных и светских миссий разных стран; в 1858–1859 гг. открылись австрийский и немецкий постоялые дворы для паломников.
Россию неоправданные расчеты Николая I на решение проблемы «больного человека», то есть Турции (которую так называл русский император), в союзе с Великобританией принуждали проявлять сдержанность в проникновении в Палестину. Российское консульство до 1839 г. существовало в Яффе, затем, как уже говорилось, было перенесено в Бейрут, в Иерусалиме русского представительства не было. По представлению канцлера Нессельроде и с согласия Николая I в 1843 г. Священный Синод направил в Палестину якобы в восьмимесячное паломничество архимандрита Порфирия (Успенского){49}, а в 1847 г. по его предложению и представлению Нессельроде была учреждена Русская Духовная миссия, главой которой он был назначен{50}. Но официального статуса и полномочий у Порфирия не было, денежное содержание также было назначено чрезвычайно скромное, в отличие от представителей других держав, хотя и в этих условиях он развернул активную деятельность{51}. (Для сравнения приведем цифры: архимандриту Порфирию было назначено ежегодное содержание в 7 тысяч рублей, а среднегодовые «пособия», получаемые, например, францисканцами из Европы, составляли, по указанию Хитрово, 75 тысяч рублей{52}. Сравнить можно и ранг представительства: Англия и Пруссия отправили в Иерусалим епископа, Ватикан – патриарха).
В 1847 г. началось очередное обострение многовекового спора о Святых местах: из принадлежащей грекам пещеры Рождества в Вифлееме была похищена серебряная звезда, обозначавшая место рождения Христа и подтверждавшая права греков на владение этим важнейшим для христиан местом. По мнению Базили, даже профранцузски настроенный губернатор Иерусалима Мехмет-паша не сомневался, что звезду сняли католики, чтобы оспорить права греков, и предлагал провести собственное расследование. Но французское правительство предпочитало прямое вмешательство, почему и отправило в Иерусалим следственную комиссию во главе с Э. Боре (M. Eugene Bore), который по итогам расследования издал в 1850 г. брошюру «Вопрос о Святых местах». Кроме того, что вина в краже серебряной звезды Рождества возлагалась на греческое духовенство, в брошюре напоминалось о правах католиков на Святые места Палестины.
Любопытно привести рассуждения князя П. А. Вяземского, побывавшего в Иерусалиме в разгар излагаемых событий, в мае 1850 г., о ссорах христианских церквей и турецком владении. В его «Путевом дневнике» звучат также отголоски отодвинутого временем «греческого проекта», в благоразумной редакции канцлера Нессельроде о несвоевременности завоевания Константинополя:
«…посетившему здешние места является истиною, хотя и грустною, но неоспоримою, что при нынешнем разделении Божиих церквей <…> владычество турков здесь нужно и спасительно. Турки сохраняют здесь по крайней мере видимый, внешний мир церквей, которые без них были бы в беспрерывной борьбе и разорили бы друг друга. Здешний паша в случае столкновений – примиритель церквей <…>. Освобождение Гроба Спасителя из рук неверных – прекрасная, благочестивая мечта; но на месте убеждаешься, что она не только несбыточна, но и нежелательна – разумеется, также до поры и до времени, а эта пора – тайна Бога. Сюда также относится, хотя и косвенно и частно, вопрос о владычестве турок в Царьграде; и изгнанию их из Царьграда пора еще не наступила. Случайное, насильственное, преждевременное изгнание их было бы событие бесплодное и более пагубное, нежели благотворное»{53}. Интересно отметить, что в своих рассуждениях Вяземский называет Стамбул даже не Константинополем, но – Царьградом.
Вопрос о Святых местах возник чрезвычайно вовремя для Франции, т. к. принц-президент Франции Луи Наполеон нуждался в одобрении папой Римским его политики, а папа Пий IX был заинтересован в распространении католицизма в Святой Земле. Началась кампания в европейской прессе, и летом 1850 г. французский посланник в Стамбуле от имени всего католического мира вручил турецкому правительству официальную ноту, в которой выдвигались требования восстановить католиков в их правах, восходящих к завоеванию Иерусалима крестоносцами в 1099 г. Аналогичные ноты вручили представители Бельгии, Испании, Португалии, Австрии, Сардинского и Неаполитанского королевств.
Далее последовали: меморандум русского посла, комиссия, созданная турецким султаном для решения вопроса, послание Николая I султану с угрозой разрыва дипломатических отношений (в сентябре 1851 г.), созыв новой, «более объективной» комиссии и, наконец, в феврале 1852 г. долгожданный фирман султана с хаттишарифом. Фирман подтвердил status quo Святых мест, но султан сделал уступки и католической церкви: она получила ключи от храма Рождества в Вифлееме, которые раньше были только у греков и армян, а также право богослужения у гробницы Богородицы в Гефсимании. Ни одна сторона не была полностью довольна фирманом: Россия задержала своего посла в отпуске в Петербурге, понизив ранг дипломатического представительства до поверенного в делах, а посол Франции Лавалетт прибыл из отпуска в Стамбул на французском военном корабле, нарушив тем самым Лондонскую конвенцию 1841 г. о статусе проливов, чтобы заявить решительный протест своего правительства.
Спор о Святых местах перерос, таким образом, в крупный международный конфликт. В декабре 1852 г. французская обновленная паровая эскадра прибыла с визитом к берегам Средиземного моря, а из Петербурга отправилось чрезвычайное посольство в Турцию во главе с князем А. С. Меньшиковым, одновременно приводились в боевую готовность 4-й и 5-й армейские корпуса в Бессарабии. Посольство должно было заставить Турцию признать не только права Православной церкви на Святые места Палестины, но и особые права России на защиту христианского населения Османской империи (т. е. примерно 12–14 миллионов человек), причем не только в религиозных, но и в светских вопросах. Второе требование было решительно отвергнуто Портой, поддерживаемой Англией и Францией, чья совместная эскадра курсировала близ Дарданелл. Россия в ответ заняла дунайские княжества – Молдавию и Валахию, и в сентябре 1853 г. разорвала дипломатические отношения с Портой, объявившей войну России 4 октября 1853 г., в марте 1854 г. в войну официально вступили Англия и Франция, в январе 1855 г. – Сардиния.
Крымская, или Восточная, война 1853–1856 гг. вошла в историю еще и как война из-за ключей от Вифлеемского храма{54}, которые послужили casus belli в то время, как причиной было стремление западно-европейских держав вытеснить Россию с Ближнего Востока (а со стороны Наполеона III – еще при помощи «восточного вопроса» разбить антифранцузскую коалицию Англии, Австрии, Пруссии и России). По поводу ее цели известный историк Е. В. Тарле писал в своем капитальном труде «Крымская война»: «То, что речь идет не о «защите» Турции, но о споре из-за добычи между хищниками, которым не удалось договориться о «полюбовном разделе» этой страны и которые опасаются главным образом лишь того, как бы кому-либо не перепало при разделе больше, чем другим <…> было вполне ясно»{55}.
Крымская война была несчастной для России, хотя во время ее и были одержаны блестящие победы: в Синопской бухте в 1853 г., в сражении при Кюрюк-Дара в 1854 г. (в котором участвовал автор второго публикуемого дневника – Н. П. Поливанов), захват неприступной турецкой крепости Карс в 1855 г. Оборона Севастополя, продолжавшаяся 349 дней, стала одной из известных страниц военной истории, обогатив также и русскую литературу «Севастопольскими рассказами» артиллерийского офицера Л. Н. Толстого.
Некоторые исследователи даже считают Крымскую войну преддверием Первой Мировой по количеству участвующих держав и охвату территории, затронутой военными действиями{56}. Воюющие стороны потеряли в этой войне более миллиона человек: более 522 тысяч – Россия, около 400 тысяч – Турция, 95 тысяч – Франция, 22 тысячи – Англия. В Парижском мирном трактате (март 1856 г.), завершившем конфликт, было сказано об объявлении Черного моря нейтральным, отдельная конвенция определяла количество русских и турецких судов, а также их водоизмещение; проливы по-прежнему оставались в руках Порты; Сербия, Молдавия и Валахия также продолжали находиться в составе Османской империи, хотя и под протекторатом великих держав; Россия лишалась южной части Бессарабии.
Ознакомительная версия.
