Размышляя перспективно, Глеб собрался включить подзарядку мобильного телефона, но все электрические розетки по периметру комнаты одна за другой оказывались не того калибра. Пульт телевизора также не хотел работать из-за мерзко подтекающих батареек…. Умный английский умывальник с разнесёнными по краям холодным и горячим кранами, и пробкой на фаянсовом краю не воодушевлял.
«Ну вот, буду я ещё плескаться в вашем корытце!».
Опыт перелётов, переездов и прочих путешествий не давал капитану Глебу возможности огорчиться, как следует, и на этот раз. Пятизвёздочные отели и роскошные гостевые дома всегда вызывали у него не больше положительных эмоций, чем приветливая и скромная избушка лесника где-нибудь под Весьегонском. В жизни ему не раз приходилось умываться под дождём и вытираться при этом брезентовой рабочей спецовкой. Неприятности британского транзитного свинарника были мелки и несущественны перед загадочным ликом главной цели.
«Х-ха! Думаете, что художника может обидеть каждый?!».
Обжигаясь, Глеб поочередно подставлял сложенные ладони под горячие и холодные струи экономного умывальника. Смиренно и очень крепко растёрся казённым полотенцем.
Прежде чем провалиться в глухой и тяжёлый сон, Глебу удалось подумать:
«Вроде как я сказал этому роботу-домовому, что мой вылет в 11.30, а не в 10.30? Нужно бы мне пораньше встать, а то со всеми этими террористическими неприятностями в здешних аэропортах я рискую опоздать. А-а, будь что будет…».
Утром, в 7.05, решительно сбежав по неприятельской лестнице в холл, Глеб Никитин всё же постеснялся так сразу, с ходу, тревожить расспросами одинокого старичка в клетчатом пиджаке, сосредоточенно чего-то жующего в предрассветной столовой. Суровое объявление на рецепции гласило: «Все вопросы по завтракам и вызову такси – только после 7.00».
Глеб с удовольствием пнул закрытую дверь с надписью «Охрана».
– Мне нужно заказать такси в аэропорт. Прямо сейчас.
Паренёк-охранник заспанно похлопал на него белобрысыми ресницами и с тревогой посмотрел в книгу записей.
– Девятая комната? Но у вас же заказ такси на 8.30!
– Нужно сейчас!
– Но это невозможно, сэр!
Настроение Глеба позволяло показать щенку, как нужно снимать трубку телефона и вызывать такси для сэра, если сэр того желает, но он сдержался.
– Я опаздываю.
…На улице, перед входом в их чрезвычайно уютный и гостеприимный отель, утренний старичок, счастливый уж тем, что беспрепятственно справился со своими полезными сухариками, грузил сумки и пакетики в подъехавшую машину. Охранник выскочил из дежурной каморки, суетно подбежал сначала с каким-то вопросом к пожилому постояльцу; потом, такой же рысцой, и к водителю такси. И приглашающе махнул капитану Глебу рукой.
Всё было не так. Всё вокруг раздражало. Или это происходило с ним оттого, что на протяжении всего своего предварительного пути, и этой ночью, и утром, он никак не мог чётко сформулировать для себя предстоящую задачу.
«Слишком много неизвестного…».
Была только уверенность и ясное понимание необходимости своего движения к данной цели.
«Ну, если кто-то так мило пошутил…».
Ранняя свежесть утра бодрила.
…Седовласый таможенный клерк, привычно и важно поправляя на ленте транспортёра корзинки с обувью и верхней одеждой, очень оживился, когда увидел в очередной порции предметов ремень капитана Глеба. Британский «почтировесник» внимательно осмотрел очередь многочисленных авиационных пассажиров, мгновенным взглядом выделил среди всех Глеба Никитина, встретился с ним глазами и восхищённо поднял вверх большой палец. Не решаясь дотронуться до пряжки классного ремня и, тем самым, нарушить ужасно строгую инструкцию, служака показал на неё указательным пальцем в перчатке и ещё раз понимающе улыбнулся Глебу.
«Наш человек! Хоть и с пистолетом…».
Даже когда самолёт прогрохотал шасси по последним метрам лондонской земли и взмыл в небо, капитан Глеб не смог сразу привычно расслабиться. Он глубоко вздохнул и резко, сквозь зубы выдохнул.
«У меня есть ещё восемь часов полёта. Думать, думать…».
Огромный летающий киноконцертный зал под названием «Боинг-777» был полон. Обслуга проворно сновала по роскошному салону, девушки дежурно улыбались, привычно совершали свою работу и переглядывались, удивляясь такому количеству пассажиров.
Верный своей привычке замечать детали Глеб осмотрелся по сторонам. Отметил, как ещё перед взлётом вышколено заняли свои места в салоне мужчины-стюарды, как по команде из кабины они вручную, каждый на своём борту, нажали дублирующие клапаны закрытия дверей. Потом привычно и одновременно перешли к двери своего коллеги и проверили выполнение им этой же команды.
Место капитана Глеба у окна оказалось занятым. Маленькая кудрявая девочка и молодой, европейского вида, мужчина уже успели удобно расположиться на соседних креслах, оставив свободным только место у прохода.
Симпатичная и, несмотря на общую пассажирскую суету, очень спокойная юная леди была занята делом. На её откинутом столике вольно расположились фломастеры, блокнотик, крошечная розовая сумочка и ещё куча каких-то блестящих мелочей. Среди разноцветных каракулей, заполнявших верхний бумажный листок, она старательно и крупно выводила: «I am….»
Глеб Никитин устроил свою сумку под сиденьем, пристегнул ремень.
– Привет. Я русский.
– О! Она тоже… – Мужчина ласково приобнял малышку. Рассчитывая, очевидно, на бо́льшее понимание со стороны собеседника, он попытался продолжить разговор на ломаном русском.
– Это на одну половину, а на другую половину она – английская.
В свою очередь капитан Глеб вежливо удивился.
– О!
Действительно, было очень приятно лететь на край света и на соседнем сиденье трансатлантического лайнера внезапно обнаружить почти русскую девочку!
– Янни.
Парень протянул руку для знакомства.
– Это моя дочь, Машка. Её мама осталась в Лондоне по работе.
– Глеб.
Самая несимпатичная из стюардесс торжественно пронесла в конец салона две раскладные колыбельки для грудничков.
Большинство пассажиров отличалось сезонной осенней бледностью.
«Они летят на Антигуа. Вполне возможно, что среди них есть и местные жители. И кто-то из этих персонажей может быть знаком с Валеркой…».
В соседнем ряду пыталась прочно устроиться на своём месте коренастая карибская девушка с лицом моложавой Вупи Голдберг. Рядом с ней молчаливо вертелся в кресле маленький, сухонький старичок в тёплом поношенном пиджачке и в стоптанных башмачках. Чёрное сморщенное личико островитянина блестело бусинками добрых глаз, он беспрестанно улыбался, пристально разглядывая соседей по самолёту.
