слова «тамбу».
Что же такое тамбуа? Обычный зуб кашалота. Вообще зубы морских животных жители Меланезии очень ценят. На Новых Гебридах, например, до недавнего времени зубы акулы считались обычным средством платежа. Однако кашалотовый зуб фиджийцев принципиально отличается от акульих «денег» и других подобных «монет» Меланезии. Это не только ценность в экономическом смысле слова, это нечто большее, «священная» вещь, заключающая в себе необъяснимые, могущественные силы.
Когда острова Фиджи стали принимать участие в международных торговых отношениях, зубы кашалота появились и в магазинах Сувы. Но за зуб, который стоил в таком магазине, скажем, пять фунтов стерлингов, при церемониальном обмене на ярмарке фиджийских деревень можно было получить товаров на значительно большую сумму. Ведь если во всем остальном мире за деньги приобретается многое, то за зуб кашалота, обладающий «сверхъестественной силой», на Фиджи вам отдадут все.
Поэтому тамбуа — желанный подарок во время всех важнейших событий в жизни человека. Члены семьи дарят зуб кашалота друзьям матери новорожденного. Этот обычай на Фиджи известен под названием ронго ронго. В былые времена, когда кто-либо собирался жениться, особенно на девушке из знатной семьи, он должен был отдать несколько десятков зубов кашалота родителям невесты. Если кто-то умирал, то муж или жена обязаны были пожертвовать зуб кашалота его родственникам. Если же умирал вождь, то, наоборот, присутствующие на поминках отдавали зубы его близким. Тамбуа дарили и самому умершему. Зубом, который клали на грудь умершего, покойник — вспомните греческую мифологию — должен был расплатиться за дорогу в загробный мир. Тамбуа, по представлениям фиджийцев, мог спасти человека от смерти. Две белые женщины, впервые оказавшиеся на Фиджи, выкупили, расплатившись кашалотовыми зубами, нескольких островитянок, которых должны были задушить на острове Мбау после смерти их мужей.
С помощью тамбуа можно откупиться и от наказания за совершенное преступление. Наиболее известен выкуп — несколько кашалотовых зубов, — преподнесенный методистскому миссионеру в Наноси [18] на Вити-Леву. Островитяне хотели очиститься от греха, совершенного их предками, которые несколько десятилетий назад убили первого миссионера, проникшего в эту область, — преподобного Томаса Бейкера.
Таким образом, тамбуа встречал человека, когда он появлялся на свет, сопровождал его на свадьбе и после смерти; всегда и всюду его присутствие, точно так же как и католической реликвии, благословляло событие, освящая его некоей высшей, сверхъестественной силой.
Не все зубы кашалота ценятся островитянами одинаково. Большой зуб обладает большей силой, чем маленький, темный стоит дороже светлого, старый более ценен, чем новый. При этом во внимание принимается не столько возраст, сколько то, что зуб «сумел» за свою «жизнь» сделать, его прошлое. Чем больше событий выпало на его долю, чем больше их он «освятил» своим присутствием, тем он сильнее.
Ни — в одном из тех случаев, о которых я говорил, зуб кашалота не менял своего хозяина путем купли-продажи. Обменять этот «священный» предмет можно было только на солеву, ярмарке, похожей на сегодняшнюю. Здесь на тамбуа выменивались местные изделия, обычно циновки. Причем кашалотовые зубы приносили чаще всего гости, пришедшие из другой деревни.
Древний танец, за которым я наблюдаю, напоминает мне «старые, добрые времена». Рядом с мужчинами танцуют две девушки, представляющие калоу ялева — целомудренных богинь, живущих в реке Реве. Эти богини выходят из своей водной стихии, чтобы принять дары мужчин. И для того, чтобы представительницы речных дев, как и положено им быть, казались невесомыми, они в течение нескольких дней накануне меке не имеют права даже прикоснуться к пище. Голодные богини-рыбачки с сетью в одной и корзиной в другой руке постепенно перемещаются в центр площадки. По обеим ее сторонам стоят в ожидании накамакамские мужчины. Пока что оркестр и хор молчат. Но вот раздаются первые, медленные и тихие, удары по бамбуковым инструментам. Оба ряда танцовщиков с достоинством приближаются к центру papa, пока расстояние между ними не составит всего нескольких метров. Ряды как бы олицетворяют реку, ее берега. А по реке движутся, плывут рыбачки, наклоняются, ловят рыбу в воображаемой воде, получая при этом от танцовщиков зубы кашалота.
Зрители реагируют так, словно действие, разыгрывающееся у них на глазах, это не придуманная, давно известная игра, а настоящие поиски клада. Главное в этих танцах, пополняемых в наши дни, когда фиджийцы уже рассчитываются не кашалотовыми зубами, а фунтами стерлингов, — это праздничное веселье, радость встречи со старыми и новыми друзьями.
К ним отношусь теперь и я. После окончания танцев мужчины деревни, расположенной на берегу Ревы, мгновенно из воинов превращаются в улыбающихся хозяев, которые тепло и дружески встречают своих друзей янггоной, танцами и песнями.
А в это время над берегами Ревы звучит последняя песня. Называется она иса леи и на всех островах Фиджи ее исполняют всегда, — когда расстаются добрые друзья. Она напоминает прощальный вальс. И, можете мне поверить, в тот момент, когда наша лодка отчаливала от берега и в последний раз раздалась грустная иса лей, я подумал, что здесь, в этой забытой деревне, оставляю хороших друзей.
По окончании большого праздника накамакамских воинов я спустился по течению Ревы до уже знакомой пристани и оттуда по «северной» дороге вернулся в столицу архипелага Фиджи — Суву. Дело в том, что вокруг всего острова Вити-Леву проходит великолепная для Меланезии дорога. Она соединяет расположенную на востоке Суву с лежащей на западе Лаутокой. Это, собственно, две дороги. Одна идет вдоль южного берега, вторая — вдоль северного. Эта, вторая, называется Дорогой короля. Именно по ней я проезжал, направляясь к танцующим воинам Накамакамы. По «южной» дороге, которая получила наименование Дороги королевы, я еду сейчас. И опять моя цель — фиджийские танцовщики и их прошлое. Самые древние, мифические пласты истории «Черных островов». Те, что сохранились еще с допотопных времен.
Потоп? На Фиджи? Да, именно с потопом, с легендами о великом наводнении, известном по Ветхому завету, познакомился я во время своих путешествий по Меланезии. Услышал я эту легенду и на Фиджи.
Жители Фиджи рассказывают, что их земля была когда-то до самых вершин гор залита водой. И обрушился на них потоп не сам по себе, а как наказание за совершенное святотатство. Двое парней, имен которых память не сохранила, убили «священную» птицу, принадлежавшую высшему божеству фиджийцев — змеиному богу Нденгеи. Око за око, зуб за зуб. Смерть за смерть. Таковы были порядки на этих островах со дня сотворения мира. И поэтому не удивительно, что змеиный бог за убийство одной-единственной птицы отомстил, согласно легенде фиджийцев, массовым уничтожением целого народа всех людей, живших
