Но раз в году всего лишь на неделю все меняется. В начале февраля Оруро приветствует всех желающих на пышном праздновании, посвященном андийскому фольклору, мифологии, богам и традициям.
До карнавала оставалось пять дней, а в Оруро уже собрался самый необычный люд – танцоры в костюмах-грибах, на головах которых раскачивались шляпы-зонтики высотой восемь футов; мужчины с вымазанными дегтем лицами, с чьих ушей свисали искусственные фрукты; тромбонисты с затекшими губами, обмотанные медными трубами, точно питонами. Гостиничные расценки вырастали вдвое, а потом и вчетверо. Отельные служащие становились хмурыми и рассеянными. Лавочники втайне запасались воздушными шариками и кремами для бритья.
В Оруро проходит второй по масштабу танцевальный фестиваль в Южной Америке. Но это не просто праздник, а воссоздание исторических легенд, живой и подвижный урок боливийской истории. Подобные фестивали напоминают людям об их корнях, ведь в Андах не было письменности, и предания по традиции передавались из уст в уста. И что эти были за предания!
Вся история Боливии оказалась вплетенной в ткань парада Оруро. Танцоры-моренада изображали вынужденный марш африканских рабов, которых гнали в шахты. Капоралес были их испанскими рабовладельцами. Большая толпа собралась посмотреть на воинов Амазонки. У ткачей-аймара была своя труппа, и даже у инков. Танцоры-сикури извивались под весом огромных шляп, украшенных страусиными перьями. Мимо меня проходили то «медведи», то «кондоры»; несколько человек были даже в костюмах презренных колониальных юристов и их секретарей.
Но главным танцем была дьяблада. Ее исполнители были в причудливых масках, изображавших всяческих тварей, от змееголовых драконов до тарантулов с ушами летучей мыши, и их многочисленная труппа представляла вторжение адской нечисти на Землю. Очутившись на главной площади, они разыграли сцену из испанской религиозной пьесы – битву архангела Михаила с дьяволом и семью смертными грехами. Когда добро, как того и следовало ожидать, восторжествовало над злом, танцоры сбросили маски и побрели в храм Девы Марии на мессу.
Пышное великолепие ежегодного фестиваля в Оруро обходилось недешево. Двадцать пять тысяч танцоров присоединялись к различным труппам и готовились к представлению весь год. Самые роскошные костюмы стоили по полторы тысячи долларов – а ведь в Боливии доход на душу населения был одним из самых низких в Западном полушарии. Что заставляло людей тратить столько времени и денег на однодневное представление?
– Танцы призваны уравновесить разум и тело, – сказал мне старик, также следивший за приготовлениями.
Сморщенный и седой, он приезжал на фестиваль в Оруро уже двадцать лет. Он говорил на испанском, английском и аймара. Верил в католического Бога и языческую Богиню Земли, читал Платона и Джозефа Кэмпбелла.
– Танцоры символизируют баланс сил исконных богов и христианского Бога, – продолжал он. – Поэтому в конце парада они сбрасывают языческие маски и провозглашают свою преданность католической вере.
А я и не подозревала, что тут все так тщательно подстроено, – они придумали целую легенду, чтобы утвердить существующий социальный порядок. Прямо как инки, заставившие всех восхвалять своего солнечного бога Инти.
Старик покачал головой.
– Легенда нужна лишь для развлечения. Миф разыгрывается с целью духовного наставления. Участники фестиваля умирают во плоти, и их дух перерождается.
Он замолчал и посмотрел на меня.
– Чтобы понять это, вы должны станцевать вместе с ними.
Распорядитель сидел за столом и был абсолютно невозмутим, невзирая на толпы страждущих с их просьбами, возникшими в последнюю минуту. Праздничные мероприятия должны были начаться в субботу, в семь утра, и закончиться ночью в воскресенье. По пути шествия воздвигались помосты для зрителей, заколачивались окна. Был проделан огромный труд. Мне было стыдно просить разрешения участвовать в столь грандиозном событии.
– Никаких проблем, – сказал распорядитель и написал записку шефу полиции, который возглавлял одну из малоизвестных трупп, исполнявших «пляску дьявола».
Я сбежала по лестнице, сжимая в руках драгоценную записку. Я и не надеялась получить разрешение, но как знать.
– Буду рад, – заявил в ответ на мою просьбу шеф полиции. – Вам нужен костюм.
Он сам проводил меня в лавку изготовителя масок.
Маски были великолепны, они дюжинами выстроились на полу, направив на меня кривые рога и выпучив глаза-блюдца. Я примерила самую большую, с драконами в несколько ярусов и тарантулами, свисающими с обоих ушей. Она весила четырнадцать фунтов; весь ее вес приходился на переносицу. Я пробыла в ней две минуты, и у меня возникло чувство, будто я с разбегу вмазалась в телеграфный столб.
Хозяин взял меня за локоть и увел прочь.
– Такие маски носят только мужчины, – пояснил он. – Вам нужна женская – поменьше и полегче.
Следующей остановкой был портной. Я надеялась сшить платье сама, ведь оставалась еще неделя, но одного взгляда на стайку молоденьких девушек, усердно пришивающих тысячи блесток на ярды ткани, было достаточно, чтобы заставить меня передумать.
Ангелина, хозяйка портновской лавки, была главным костюмером нашей труппы.
– Красные волосы или желтые? – спросила она, измерив меня от бедер до ключиц.
Она протянула мне легкомысленную короткую юбку и достала пару сапог по колено на острых шпильках.
– Вы шутите! – ахнула я.
Я не носила каблуков с. вообще-то, я никогда их не носила. Мы начали примерять сапоги. Ни одни мне не подходили. Мои лапы упорно отказывались влезать во что-то «поменьше и полегче». Ангелина пообещала раздобыть пару нужного размера к следующей неделе, приказала вскоре зайти на репетицию и выпроводила меня вон.
Так я стала участницей фестиваля.
На рассвете следующего дня я уже была на улице и вовсю позорила мою несчастную труппу. У меня была неделя, чтобы выучить танец, который они учили целый год. Пришла Ангелина со свистком в зубах и показала мне шаги. Раз-два-три вправо, раз-два-три влево… Иногда, без предупреждения, две шеренги танцоров поворачивались вокруг своей оси и прыгали, описывая большой круг и выписывая ногами коленца.
Раз-два-три, раз-два-три…
Мужчина с ангельскими крыльями за спиной остановился, подошел ко мне, поднял мне локти и подбородок. Раз-два-три, раз-два-три, Мы врезались в музыкантов и стали повторять движения на месте. Нас с обеих сторон зажали два духовых оркестра, и мы стали заложниками тубистов, которые совершали подвиг, пытаясь пустить воздух по узким трубам, волоча тяжелые инструменты по всему городу на высоте двенадцать тысяч футов.
