Если Титу требовался совет, то Тимофей, все тот же молодой, горячий, увлекающийся человек в глазах Павла, нуждался в теплом увещевании и заботе: "Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов". "Никто да не пренебрегает юностью твоею; но будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте… Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением".
Павел все время был в разъездах. Тимофей и Тит дольше оставались на одном месте, но, по просьбе Павла, часто навещали верующих в самых разных местах, поддерживая измученных и обессиленных христиан, искореняя лжеучения, восстанавливая уничтоженное. Состарившись, Павел не мог уйти на покой — всеми почитаемый, обладающий непререкаемым авторитетом апостол продолжал свою битву до последнего вздоха. Он предвидел близкий конец. "Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским… О Тимофей!" — завещает Павел, — "Храни преданное тебе, отвращаясь негодного пустословия и прекословии лжеименного знания, которому предавшись, некоторые уклонились от веры".
Павел призывает учеников насаждать и расширять церкви, это очень важно, ибо "это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины". Послание к Титу и Первое Послание к Тимофею скоро стали широко известны и послужили образцом отеческого наставления и мудрости везде, где жили христиане. В посланиях сказано, как выбирать и насаждать пресвитеров, какова должна быть внутренняя дисциплина жизни христиан, как совершать молитвы, как поступать со вдовами и всеми, кто нуждается в помощи или усомнился, как достойно вести себя молодым людям и рабам — чтобы христиане, перед лицом гонений и пыток, "праведно и благочестиво жили в нынешнем веке ожидая блаженного упования и явления славы Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа".
В преклонные годы Павел более, чем когда-либо, уверен в "славном благовестии блаженного Бога, которое ему вверено". "Благодарю давшего мне силу, Христа Иисуса Господа нашего, что Он признал меня верным, определив на служение. Меня, который прежде был хулитель и гонитель и обидчик, но помилован потому, что так поступал по неведению, в неверии; благодать же Господа нашего Иисуса Христа открылась во мне обильно с верою и любовию во Христе Иисусе. Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый. Но для того я и помилован, что Иисус Христос во мне первом показал все долготерпение, в пример тем, которые будут веровать в Него к жизни вечной. Царю же веков нетленному, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки веков".
В последний раз Павла арестовали, вероятно, летом 66 года. Это случилось, скорее всего, в северо-западной части Малой Азии или восточной Македонии, потому что принадлежащие Павлу вещи остались в Троаде — его теплый шерстяной плащ (может быть, подарок Филимона из Колосс), его свитки папируса, на которых записаны были все известные слова Господа Иисуса, а также копии посланий Павла и сочинения Луки; кроме того, Павел хранил и с молодых лет возил с собой пергамент с Писанием и Пророками, переписанный им еще в детстве.
Упоминание о причине ареста мы находим во Втором Послании к Тимофею: "Александр Медник много сделал мне зла" — пишет Павел, добавляя, — "Да воздаст ему Господь по делам его! Берегись его и ты, ибо он сильно противился нашим словам". В добавление ко всему, асийские ученики оставили апостола в момент опасности, подобно тому, как ученики оставили Иисуса в Гефсиманском саду, в испуге и растерянности отступились от Учителя своего, чтобы раскаиваться в этом потом всю жизнь.
Одинокого, закованного в цепи Павла спешно доставили по Виа Эгнация и через Адриатику в Рим и там бросили в темницу. Может быть, впрочем, Павел уже вернулся в Рим и был арестован там — он упоминает, что расстался с Трофимом в Милите и с Ерастом в Коринфе, а это значит, что апостол двигался в западном направлении. Если он действительно прибыл в Рим, чтобы поддержать поредевшую, испуганную общину, то присоединился к христианам, прятавшимся в катакомбах по ночам, чтобы собираться вместе и молиться. В дневное время им приходилось держать в тайне свое вероисповедание. На стенах катакомб сохранилось несколько изображений Павла, нарисованных теми, кто в детстве слышал от отцов и дедов описания апостола, которого они видели своими глазами — рисунки эти относятся ко второму веку. На нас смотрит удлиненное лицо с большим носом, хранящее выражение возвышенной сосредоточенности, с седой бородой и почти лысой головой.
Снова Павел был в темнице, и на сострадание теперь рассчитывать не приходилось. Закованный в тяжелые цепи, он лежал с другими преступниками на твердых, острых камнях вонючей ямы на Мамертинском холме (или в другой такой же тюрьме); тусклый свет проникал в темницу только из небольшого отверстия в потолке, через которое узников опускали в камеру на веревках.
Павла, как и других христиан, обвинили в поджоге Рима. Ему грозила та же страшная участь, что и в Эфесе — быть разорванным львами на арене, под хохот и крики толпы. Римский гражданин, он должен был предстать перед императором, сенаторами и консулами в Базилике на Форуме. Окружающие галереи и портики были заполнены скучающей, охочей до развлечений публикой. Павел ожидал, что кто-нибудь из христиан выступит в его защиту. Но все оставили его — ужас перед Нероном оказался сильнее сострадания. "При первом моем ответе никого не было со мною, но все меня оставили. Да не вменится им! Господь же предстал мне и укрепил меня", — пишет Павел, — "дабы чрез меня укрепилось благовестив, и услышали все язычники; и я избавился из львиных челюстей". Снова Павел воспользовался судом для проповеди перед многочисленными слушателями, и голос его был слышен в самых дальних галереях.
Обвинение в поджоге было с него снято, но его нашли виновным в распространении запрещенной веры; это был тяжкий приговор, ибо он подразумевал оскорбление обожествленной личности императора. Павла снова бросили в тюрьму, на этот раз в одиночное заключение. Один из лучших, надежнейших друзей предал Павла, другие разъехались далеко, и только Лука отважился остаться в Риме и навещать апостола: "Постарайся придти ко мне скоро", — пишет Павел Тимофею, — "ибо Димас оставил меня, возлюбив нынешний век, и пошел в Фессалонику, Крискент в Галатию, Тит в Далматию; один Лука со мною". Затем асийский христианин, видимо, занимавший высокое общественное положение, не побоялся риска и навестил Павла несколько раз, утешая его и помогая всем необходимым: "Да даст Господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих".
