Жители области, которую участники экспедиции видели в последующие двенадцать дней — Ганнон называет ее Эфиопией[57], — тоже, видимо, поняли, какая судьба уготована им, если их обнаружат колонизаторы. Во всяком случае, до прямого контакта дело не дошло, они удирали от пришельцев со всех ног. Это побудило Ганнона высказать предположение, что эти люди могут в беге соревноваться с лошадьми.
На двенадцатый день путешественники увидели высокие, покрытые лесом горы. Они вышли на берег и взяли образцы древесины, которая очень приятно пахла. Без сомнения, это были горы Сьерра-Леоне.
Лишь несколько градусов отделяло экспедицию Ганнона от экватора. Проплывавшие мимо берегов суда, видимо, очень беспокоили местных жителей.
Ночью повсюду зажигались сигнальные огни, смысл которых карфагенянам был непонятен.
Еще через два дня горы остались позади, и глазам изумленных пунийцев открылся огромный морской залив. Они, конечно, решили, что достигли южной оконечности материка. Были пополнены запасы свежей воды, чтобы корабли были готовы к дальнейшим приключениям. Суда поплыли на восток, пока не обнаружили большую бухту, которую переводчики-ликситы назвали Западным Рогом.
Утомленный долгим и напряженным плаванием под палящим тропическим солнцем, Ганнон решил дать себе и своим людям отдых, тем более что берег все дальше и дальше уходил на восток, а не на север, как этого ожидали путешественники. Адмиралу показался удобным покрытый густыми лесами остров, на первый взгляд никем не заселенный. Но ночью лес ожил и обнаружил признаки таинственной жизни. Тьму прорезали крики, вспыхивали огни, глухие удары барабанов таили угрозу, и отважным карфагенянам стало не по себе. В ту минуту не один из них проклял день, когда пустился в это рискованное путешествие. Охваченные ужасом, матросы бросились на суда, но Ганнон был тверд. Он хотел вернуться в Карфаген, имея ясное представление об Африке, и приказал плыть вперед. О дальнейших неожиданных приключениях расскажет сам карфагенский суфет:
«Поспешно отплыв, мы прошли мимо знойной страны, полной благовоний. Из нее огромные огненные потоки выливались в море. Страна недоступна вследствие жары.
Поспешно мы отплыли оттуда в страхе. Носились мы четыре дня и ночью увидели землю, полную пламени. В середине был весьма высокий огонь, больше, чем другие. Казалось, что он касался звезд. Днем это оказалось величайшей горой, называемой Феон-Охема, Колесница богов.
Через три дня, проплыв пламенные потоки, мы прибыли в залив, называемый Южным Рогом.
В глубине залива был остров, полный диких людей. Более многочисленны были женщины, с телами, покрытыми шерстью. Переводчики назвали их гориллами. Мужчин мы преследовали, но не могли поймать, они все убежали, цепляясь за скалы, защищаясь камнями. Трех женщин мы схватили, но они, кусаясь и царапаясь, не захотели следовать за ведшими их. Убив их, мы сняли с них шкуры и привезли в Карфаген. Дальше мы не плавали. У нас не хватало припасов».
Последняя часть сообщения Ганнона вплоть до XIX века считалась фантастической выдумкой. Только когда в 1847 году в Габоне обнаружили горилл, его рассказ подтвердился и в этом пункте. За самыми крупными человекообразными обезьянами сохранили название «гориллы»[58]. Но тот факт, что пунийцы считали своих противников людьми, показывает, насколько несвоевременны были подобные открытия две с половиной тысячи лет назад. Нельзя считать, что ошибку допустили лишь адмирал, его офицеры и матросы. Ведь животных в препарированном виде выставили на обозрение в самом большом и богатом городе тогдашнего мира, их видели все, в том числе и ученые, и тем не менее никто не усомнился в правоте Ганнона, иначе это место в его рассказе было бы исправлено.
С другой стороны, карфагеняне в результате этой поездки оказали большие услуги географии, хотя у них на уме были только соображения чистой коммерции. Без сомнения, описывая горящую гору, они имели в виду вулкан. На всем западноафриканском побережье имеется только один действующий вулкан — это Камерун, с высотой в четыре тысячи метров, огнедышащая лава которого так напугала пунийцев. После вторичного открытия этих земель португальцами в 1485 году Камерун считался потухшим вулканом, поэтому достоверность сообщения Ганнона была поставлена под сомнение. Только извержения в 1909, 1922 и 1925 годах, из которых извержение 1922 года имело прямо-таки разительное сходство с тем, что наблюдал Ганнон, окончательно подтвердили, что Колесница богов была горой Камеруном и что Ганнон действительно побывал на экваторе. Для достижения той же цели португальцам потребовалось 70 лет, отмеченных многочисленными неудачами, несмотря на усовершенствованную технику судостроения…
* * *
Карфаген находился в зените своего финансового могущества, но и греки в это время делали большие успехи в колонизации новых земель. Они еще в глубокой древности заселили побережья Средиземного и Черного морей, о чем свидетельствуют столь значительные города, как Массилия[59], Кумы[60], Ольвия[61] в устье Бугского лимана и Фасис[62] в местности Колхида на Черном море. Это было не единственное их достижение. Греция становится центром духовной жизни всего античного мира. Особенно большого расцвета она достигла после удачно проведенных войн с персами.
…Шел 445 год до н. э. Афиняне сменили оружие на строительные инструменты, чтобы восстановить город, разрушенный персами. Звонко стучали молоты каменотесов, особенно много их было на Акрополе. Лучшие зодчие и мастера-строители разработали проект храма богини Афины и теперь здесь возводили колонну за колонной, в то время как знаменитый скульптор Фидий ваял статую защитницы города из слоновой кости и чистого золота.
Перикл, первый человек государства, восстановил демократические права всех граждан, исключая, однако, рабов. Он велел расширить театр Диониса, чтобы бедные граждане могли лицезреть представления пьес своих выдающихся современников: Эсхила, Софокла и Еврипида.
Еще юный Сократ собирал вокруг себя остроумнейших людей Греции не только для того, чтобы поделиться научными знаниями, но и для того, чтобы в философских беседах обрести новые истины.
В Афины съезжаются лучшие ученые и художники, писатели и философы Греции. Тогда-то родилась поговорка: «Ты неуч, если не был в Афинах, осел, если, повидав их, не проникся восхищением, и просто верблюд, если покинул город без принуждения».
…Однажды ясным солнечным днем в афинской гавани Пирее с пришедшего с Самоса судна сошел стройный незнакомец. Его багаж говорил о том, что приехал он издалека. Однако от взоров любопытных укрылось самое необычное — этот человек привез с собой целую библиотеку — много-много исписанных свитков. В них он записал свои приключения и массу всякого рода интереснейших сведений, которые ему удалось узнать за долгие годы путешествий. В Афинах незнакомец собирался обратиться с просьбой к городскому управлению дать ему возможность зачитать общественности города на одной из площадей несколько глав своего нового исторического труда.
