Кампредон, французский посол в Петербурге, в самом конце 1721 года доносил, что в устье Оби русские люди уже исследуют возможности кораблевождения в Ледовитом океане и делают изыскания на случай строительства морских портов.
Кампредон писал, что от Оби до Японии можно доплыть за два месяца. Посол надеялся, что русское правительство уже получило письменный отчет от исследователей Обской губы.
Но карты Петера. Миллера и Петра Чичагова исчезли. Зато через пять лет за границей была напечатана карта, «составитель» которой предпочел не называть своего имени. Она была приложена к изданию книги Абульгази-Мухаммед Багадур-хана, потомка Чингисхана и властителя Хорезма. Рукопись «Книги Древа турецкого» Абульгази была найдена в Тобольске. Открытие ее приписывали пленному шведу Филиппу Табберту-Страленбергу, жившему в то время в Сибири.
Табберт увлекался приобретением научных трудов, в том числе и чертежей Ремезова. В «Книге Древа турецкого» Табберта должны были прельстить исторические сведения о Китае, Бухарин, Хиве, Монголии. Когда эту книгу издали на французском языке, ее сопроводили картой, основанной на свежих данных Петра Чичагова.
На чертеже была видна Тазовская губа. Морское побережье уходило до самого Святого носа на крайнем северо-востоке Азии (а не того, что находится за Яной!). Возле Святого носа лежали острова. На самом большом из них было написано: «Этот остров платит русским дань. Русские суда проходят здесь, чтобы идти в Камчатку». Камчатка тоже была показана на этом чертеже.
Петр Чичагов был великим тружеником. Только в 1725 году он обозначил на карте положение одной тысячи трехсот двух различных местностей Сибири и указал широты и долготы многих сибирских городов. Он отобразил лик Сибири от Большой земли до Алтая, Джунгарии, Яика, обских и енисейских низовьев. На его картах были начертаны пути в юго-восточные страны.
Карты Петра Чичагова оказались в парижской Национальной библиотеке.
К временам Лужина, Евреинова, Чичагова относится и рукописная карта 1722 года, хранившаяся в Московском главном архиве Министерства иностранных дел. Она снята с неизвестного подлинника и, возможно, связана с одной из чичаговских карт. Название ее звучит знаменательно: «Карта частей Северо-восточной Азии и Северной Америки». Конечно, назвать так карту могли и после 1722 года. Но ее сейчас стоило бы разыскать[20].
В 1722 году Коммерц-коллегия запрашивала Сибирскую губернию, можно ли учинить водяной ход по рекам, впадающим в «море Великой Тартарии» или в иное какое море, которое «подлежит Японии».
Гукор, на борту которого находился Петр Великий и его любимец Федор Соймонов, в 1722 году качался на волнах Аграханского залива. Петр похвалил своего денщика Поспелова за то, что тот нашел удобное место для стоянки кораблей. После этого царь стал рассуждать вообще о «сыскании новых мест» на свете. Завязался оживленный разговор и об «ост-индских торгах».
Соймонов произнес целую речь.
«А как вашему величеству известно, — говорил он, — сибирские восточные места и особенно Камчатка от всех тех мест и Японских Филиппинских островов, до самой Америки по западному берегу остров Калифорния, уповательно, от Камчатки не в дальнем расстоянии найтиться может, и поэтому многое б способнее и безубыточнее российским мореплавателям до тех мест доходить возможно было против того, сколько ныне европейцы почти целые полкруга обходить принуждены»[21].
Федор Соймонов указывал и на тот самый путь от Архангельска и Северной Двины по Иртышу, Оби, Енисею, Байкалу, Шилке и Амуру — к берегам Восточного океана.
Петр «прилежно все слушать изволил» и поспешно ответил Соймонову, что он, царь, все то знает, но этому делу быть «не ныне». И Петр Великий показал рукой на горы, подходившие к берегам Каспия. Они идут до Астрабада откуда До Балха и Бадахшана всего двенадцать дней караванного пути. А там — «средина всех восточных коммерций», как выразился Петр. Соймонов хоть и остался при своем мнении об архангельско-амурском пути в сторону Ост-Индии и, но тогда же постарался на Каспии собрать данные о путях в Индию. Он согласился с тем, что Астрабад может иметь торговые связи с «самой Индией», Хорасаном и Самаркандом.
Заняв Решт что в Гиляни, Соймонов решил, что и там тоже сошлись пути, ведущие в Бухарию и Индию. Но через много лет он вернулся к своей старой мечте и стал прокладывать водный путь от Шилки до берегов Большой земли.
Тяжелые ключи от ворот Дербента зазвенели на серебряном блюде, и Петр взял их своей тяжелой плотницкой рукой. Мысль об Ост-Индии не покидала его на Каспии.
В 1723 году морские офицеры Мясной и Киселев были назначены под начало адмирала Даниила Вильстера В Ревеле в строжайшей тайне снаряжались фрегаты для похода к Мадагаскару[22]. Но это удивительное предприятие Петра закончилось неудачей. Корабли вышли в море, но дали течь. А ведь Петр хотел, чтобы на обратном пути оба фрегата обогнули Скандинавию и бросили якоря в Коле или Архангельске!
Петр не успокоился и приказал; Вильстеру вновь идти в плавание, с тем чтобы достичь Бенгала и явиться ко двору «Великомочного Могола» В Ост-Индии адмирал Вильстер должен был склонить Великого Могола к торговле с Россией.
Но Нептун не был благосклонен к искателям Мадагаскара и Бенгала. Поход не состоялся. Петр «с немалой болезнью» пережил эту неудачу.
Несостоявшийся мадагаскаро-индийский поход нельзя рассматривать как случайное и обособленное предприятие, пусть даже связанное со стремлением воспользоваться неудачей шведов, хотевших овладеть Мадагаскаром.
1720–1724 годы. Допустите, что за такой короткий отрезок времени были полностью осуществлены и увязаны между собою походы Лужина и Евреинова, Петра Чичагова и Петера Миллера, Вильстера и Мясного. Представляется такая цепь: Архангельск — устье Оби — Чукотка — Камчатка — Курилы — Ост-Индия — Мадагаскар — мыс Доброй Надежды — Скандинавский полуостров — Кола — Архангельск. При этом неизвестно, где могли встретиться посланцы Петра друг с другом. Следует заметить, что огромная часть этой цепи проходит вдоль северных берегов, захватывая своими звеньями весь морской путь из Атлантики в Тихий океан.
Шафрановые и лимонные сады Астрабада, золотые пески Хивы, снежные горы Джунгарии — все они давно стосковались по индийскому солнцу.
О большой земле джунгары узнали от русских людей.
Весною 1723 года российский посол «капитан от артиллерии» Иван Унковский побывал у развалин древнего города Алмалыка, где часто находили клады; среди сокровищ были кораллы Индийского океана.
