ветер сметает снег с его полированной глади, напоминающей темное вулканическое стекло. Кое-где остаются белые островки, словно пятна на теле косатки. Обнажившийся лед под ногами кажется почти черным.
Шипы ботинок надежно цепляются за скользкую поверхность. Если бы не они, меня давно бы унесло неведомо куда. Порывы ветра спускаются с гор и обрушиваются на тайгу. Позже Володя скажет, что в этот день их скорость достигала ста двадцати километров в час. Я вынужден идти согнувшись. Временами под натиском налетевшего вихря не могу и сдвинуться с места.
Кусочек льда запутался в мехе койота, которым оторочен капюшон. Байкал исчерчен паутиной трещин, убегающих вдаль как змейки. Лед, громоздящийся вдоль запаянных стужей разломов, окрашен бирюзой. Цвет морской лагуны, тропическая аберрация, вслед за которой вновь мерцает обрамленный белым дымчатый кристалл. На солнце в толще льда видны перламутровые пузырьки газа, словно захваченные в плен. Они похожи на микроскопических медуз. Страшновато ходить по ним. Из-за моей горнолыжной маски кажется, что они шевелятся. Закрываю глаза. Фантастические образы теперь навсегда останутся на сетчатке.
Три часа спустя осмеливаюсь подставить лицо ветру и посмотреть на горы слева. Деревья карабкаются вверх и останавливаются на высоте нескольких сотен метров — выше они не нужны. От задрапированных склонов к озеру спускаются извилистые долины рек. Через четыре месяца, когда растает снег, они наполнятся водой и понесут ее в Байкал. Сейчас, кружась волчком, по ним гуляют ветры.
Не передать словами красоту подобных мест. Я прочел почти всего Джека Лондона, Серую Сову, Альдо Леопольда и Фенимора Купера, а также приличное количество произведений в стиле Nature Writing [1]. Но ни одна написанная страница не передает и десятой доли тех чувств, которые испытываешь, созерцая природу собственными глазами. Тем не менее я продолжу и читать, и писать.
Время от времени ход моих мыслей прерывается грохотом. Это трещит лед. Я заметил, что треск льда, шум прибоя, рев водопада и пение птиц не мешают спать. А вот звук работающего мотора, человеческий храп и капающая из крана вода невыносимы.
Здесь невозможно не думать о мертвых. Множество людей погибло на Байкале. Удается ли душе утонувшего выбраться на поверхность? Мешает ли ей лед? Находит ли она прорубь, ведущую на небо? Вот вам и тема для спора с библейскими буквалистами.
Мне понадобилось пять часов, чтобы добраться до мыса Елохин. Володя обнял меня и сказал: «Привет, сосед». Нас собралось семь или восемь человек. Проезжавшие мимо рыбаки, Володя, Ирина и я сидим за деревянным столом и макаем печенье в чай. Разговоры изматывают меня. Рыбаки спорят. Теснота дурманит их разум. Они ссорятся на пустом месте, грубо перебивают друг друга и размахивают руками. Мы как в тюрьме. Дружба хрупка. Она не выдерживает испытания совместной жизнью.
Ветер за окном продолжает свою песню. Обрывки снежных туч ползут по небу, словно вагончики поезда в парке аттракционов. Я думаю о своей синице. Мне уже не хватает ее. Мы быстро привязываемся к животным. Так жалко всех этих зверушек, которые постоянно борются за выживание. Когда наступают морозы, синицы остаются на своем посту. В них нет снобизма ласточек, зимующих в Египте.
Минут через двадцать все замолкают. Володя смотрит на улицу. Он может часами сидеть так у окна: половина лица купается в свете озера, другая остается в тени. Затейливая игра светотени придает моему другу вид доблестного воина. Время проходит и оставляет на лицах свои следы. Оно властвует над нами, как вода властвует над сушей.
Вечером мы едим суп. Один из рыбаков рассказывает занятные вещи. По его мнению, миром правят евреи (только во Франции это арабы), Сталин был настоящим лидером, русские непобедимы (и этому коротышке Гитлеру они оказались не по зубам), при коммунизме всем жилось хорошо, землетрясение на Гаити спровоцировала ударная волна от взрыва американской бомбы, предсказания Нострадамуса сбываются, 11 сентября подстроили сами американцы, исследования ГУЛАГа антипатриотичны, а все французы — гомосексуалы. Кажется, мне нужно реже ходить по гостям.
26 февраля
Володя и Ирина балансируют на границе миров. Они не общаются с жителями противоположного берега. Никто не пересекает Байкал. Берег напротив — это другая земля. Та, где встает солнце. Иногда с юга или с севера к ним заезжают рыбаки или лесничие. Сами они редко отправляются в горы, громоздящиеся позади, и живут, не покидая берега, между озером и лесом.
Сегодня утром Ирина оказала мне честь, показав книги из своей библиотеки: Пушкин, Стендаль, Бальзак, Вальтер Скотт, изданные еще в советскую эпоху. Самое новое произведение — «Код да Винчи». Небольшой культурный упадок.
Возвращаюсь домой, ступая по водам.
27 февраля
Наслаждаюсь одиночеством. В этом мире соседи скоро станут главной проблемой. Как я узнал уже в Иркутске, одна французская писательница выпустила толстый роман под названием «Просто вместе». Вместе — это много. Вместе — это наш главный вызов. И, по-моему, нам с трудом удается с ним справиться. Животные и растения сосуществуют в гармонии. Они размножаются или истребляют друг друга, поддерживая равновесие. Их музыка звучит естественно и органично. Что же касается людей, слишком развитые лобные доли мозга мешают нам мирно уживаться друг с другом. Наша мелодия хромает.
Идет снег. Читаю «Опьяненные Богом», эссе Жака Лакарьера о египетских отшельниках IV века. Привыкшие к палящему солнцу угрюмые пророки оставляли свои семьи и подвизались в пустынях. Они селились в пещерах Фиваиды, но Бог никогда не являлся им, потому что, как всякий нормальный парень, предпочитал пустыне великолепие византийских куполов. Отшельники хотели избежать мирских соблазнов. Некоторые из них грешили из гордости, сочетая в себе недоверие к своему веку и презрение к людям. Отведав ядовитые плоды уединенной жизни, никто из них не захотел вернуться в мир.
Человеческое общество не любит отшельников. Им не прощают бегства. Дерзкое «Продолжайте без меня!», которое они бросают в лицо окружающим, вызывает осуждение. Желание уйти означает желание отгородиться от себе подобных. Отшельник отказывается от благ цивилизации и тем самым открыто критикует ее. Он нарушает условия контракта между собой и обществом. Разве можно верить тому, кто преступает черту и цепляется за первый же порыв ветра?
В четыре пополудни мне неожиданно наносит визит Юра Усов, метеоролог со станции Узуры на Ольхоне.
Выпавший снег снова придал пейзажу чистоту. У берега образовался торос высотой в полтора метра. Из-за него машины не могут въехать на отлогий склон. Юра оставил свой уазик неподалеку. Он проводит экскурсию по Байкалу для австралийской туристки.
Расставляю на столе стаканы с водкой. Мы согреваемся в блаженной теплоте и медленно пьянеем.
