Ничто не выказывает короля в более благоприятном свете, чем то, что я добился успеха. В принципе Тембинок был против; когда я назвал сумму, он вскрикнул с презрительным неудовольствием: «Большие деньги!» Но его сопротивление не было серьезным, и, выплеснув свое дурное настроение, он сказал: «Хорошо. Заплати ему. Много лучша».
С этим разрешением я отправился в лазарет. Уже наступила ночь, прохладная, темная, звездная. Терутак лежал рядом с женой на циновке у костра из дров и ореховой скорлупы. Оба они улыбались: страданию пришел конец, власть короля успокоила (надо полагать) их мятежную совесть; и я получил приглашение сесть с ними и выкурить ходившую по кругу трубку. Я сам слегка растрогался, положив пять золотых соверенов в руку колдуна, но Терутак не проявил никаких чувств, вернул их, кивнул на дворец и назвал имя Тембинока. Когда мне удалось все объяснить, сцена переменилась. Терутак, долгое время рыбачивший вместе с шотландцами, выразил удовлетворение сдержанно, но жена его засияла; при этом присутствовал некий старец, видимо, ее отец, которому все хорошо объяснили. У него глаза выкатились из орбит. «Каупои, каупои — богач, богач!» — срывалось с его уст, словно припев; и он не мог встретиться со мной взглядом без глупого смеха.
Я теперь пойду домой, оставив эту семью возле костра радоваться неожиданному богатству и обдумать столь странный день. Я старался вознаградить добродетель Терутака и добился своего. Я разыгрывал из себя миллионера, вел себя отвратительно, а потом в какой-то мере загладил собственную глупость. Теперь у меня был ящик, я мог открыть его и заглянуть внутрь. В нем находились миниатюрная циновка и белая раковина. На другой день я спросил о ней Тамаити, и он объяснил, что это не совсем Ченч, а ячейка или тело, где он иногда пребывает. На вопрос, для чего там циновка, он негодующе ответил: «А вам зачем матрацы?» Вот вам и скептический Тамаити! Но островной скептицизм существует лишь на словах.
Глава седьмая
КОРОЛЬ АПЕМАМЫ
Таким образом, на острове все, даже служители богов, покорны слову Тембинока. Он может дать и отнять, может убить, может успокоить совесть принципиальных и делать все (очевидно) за исключением вмешательства в приготовление черепахи. «Я обладаю властью», — его излюбленное присловье, оно звучит во всех разговорах, эта мысль преследует его и всегда свежа, и когда расспрашивает и думает о чужих странах, он поднимает взгляд с улыбкой, напоминая собеседникам: «Я обладаю властью». Наслаждается он не только ее обладанием, но и применением. Он радуется извилистым и жестким путям правления, как спортсмен состязаниям или художник своему искусству. Ощущать свою власть, пользоваться ею, приукрашивать свой остров и картину островной жизни в соответствии с собственным идеалом, вовсю наживаться на труде островитян, расширять свой уникальный музей — вот на что он с удовольствием тратит все силы. Я ни разу не видел человека, более упорного в обычной профессии.
Было бы естественно предположить, что королевская власть непрестанно переходит по наследству в течение многих поколений. Отнюдь нет, началось это совсем недавно. Я уже учился в школе, когда Апемама была еще республикой, управлялась шумным советом старейшин и раздиралась непримиримой враждой. И Тембинок никакой не Бурбон, скорее, сын Наполеона. Разумеется, он знатного рода. На Тихоокеанских островах человеку не следует стремиться к власти, если он не обладает длинной родословной, в истоках — мифической. И наш король считает себя в родстве с большинством знатных семейств архипелага, ведет свой род от акулы и героической женщины. По указанию оракула она уплыла для встречи со своим отвратительным любовником так далеко, что не стало видно земли, и приняла в море семя предопределенного семейства. «Я думать ложь», — выразительно комментирует король эту легенду, однако гордится ею. После этого блистательного начала счастье рода, видимо, пошло на убыль; Тенкорути, дед Тембинока, был вождем деревни на севере острова. Острова Куриа и Аранука.были еще независимы; Апемама была ареной опустошительной вражды. В течение всего этого бурного периода истории фигура Тенкорути остается памятной. На войне он был быстр и жесток, захватил несколько городов, и все их жители до единого человека были перебиты. В мирной жизни его надменность была неслыханной. Когда собирался совет старейшин, он входил в Дом Совета, высказывался и уходил, не дожидаясь, чтобы ему ответили. Здравый смысл гласил: пусть другие спорят в меру своей глупости. Его боялись, ненавидели, и это доставляло ему радость. Поэтом он не был, ни познания, ни искусства его не интересовали. «Мой дед знай один вещь, знай хорошо», — заметил король. В какое-то затишье своих споров старейшины Апемамы отважились на завоевание Апемамы, и этот неотесанный Гай Марий был избран главнокомандующим объединенных войск. Ему сопутствовал успех, острова были покорены, и Тенкорути вернулся к своему правлению, прославленный и ненавидимый. Скончался он примерно в 1860 году семидесятилетним и совершенно непопулярным. Он был рослым и худощавым, говорит его внук, выглядел очень дряхлым и «ходи все равно, как молодой». Этот самый наблюдатель сообщил мне многозначительную подробность. Все люди, пережившие ту суровую эпоху, были обезображены шрамами от нанесенных копьем ран, на теле этого искусного бойца не было ни единого. «Я видеть старика, копьем его нет», — сказал король.
Тенкорути оставил двух сыновей, Тембаитаке и Тембинатаке. Тембаитаке, отец нашего короля, был невысоким, полноватым поэтом, хорошим генеалогистом и в какой-то степени воином; кажется, он воспринимал себя всерьез и, пожалуй, вряд ли сознавал, что был креатурой и питомцем своего брата. Между ними не существовало и тени разногласий: наиболее значительный из обоих был весьма деятельным и довольствовался вторым местом, во время войны принимал на себя самую трудную задачу, в мирное время вел все важные дела, и когда брат ругал его, молчал, глядя в землю. Был, как и Тенкорути, рослым, худощавым и быстрым ходоком — на островах Гилберта это редкая черта. Обладал всеми совершенствами. Знал волшебство, был лучшим генеалогистом своего времени, поэтом, умел танцевать, мастерить каноэ и оружие; и знаменитая апемамская мачта, на одно сочленение выше грот-мачты полностью оснащенного судна, была создана им. Но это были побочные занятия, ремеслом этого человека была война. «Когда мой дядя идти на война, он смеяться», — сказал Тембинок. Тембинатаке запретил военные действия туземцев; его люди должны были сражаться на открытом пространстве и побеждать или быть побитыми в рукопашной схватке; смелость его вдохновляла сторонников, а быстрота ударов сломила сопротивление трех островов. Он сделал своего брата правителем, племянника оставил абсолютным монархом. «Мой дядя сделал все легко, — сказал Тембинок. — Я больше король, чем мой папа, я обладаю властью», — произнес он с огромным удовольствием.
