В беседе в ответ на мои вопросы Пароди рассказал, что в наиболее удаленных районах Пампы еще и сейчас сохранились ни разу не паханные участки Пампы с девственной первобытной растительностью; что в Пампе весной много эфемеров из семейств луковичных и ирисовых; что Пампа имеет два периода покоя — летом от засухи и зимой от холодов; что во многих местах Пампу выжигают и в результате этого исчезает разнотравье и усиливается роль злаков; что видовой состав растительных сообществ Пампы даже на очень маленькой площади достигает 200 и даже 300 видов, и много других интересных сведений.
Сергей Васильевич в свою очередь выяснил у Пароди ряд интересовавших его вопросов, и в заключение нашего посещения Пароди дал нам два молоденьких экземпляра дерева умбу, которые и по сей день великолепно растут в оранжерее Ботанического сада нашего Института в Ленинграде.
***
На второй день нашего пребывания в Байресе Русско-Аргентинский комитет организовал экскурсию астрономов в обсерваторию в г. Ла-Плата, куда мы также отправились, чтоб посетить агрономический факультет университета и Национальный естественно-исторический музей.
Косентино вызвался сопровождать нас, было решено ехать в Ла-Плату (60 км от Байреса) на автомобиле, а не поездом, чтобы посмотреть окрестности столицы и сделать даже остановки по пути в интересных для ботаников местах.
И до чего же нам не повезло! С утра Байрес затянуло необыкновенно густым туманом. Портеньо* нас уверяли, что так часто бывает и что «через час» будет ясно и даже особенно приятная погода. Мы решили переждать туман, но он не разошелся и через два часа. Решили ехать в тумане. Машины в городе шли с осторожностью и с зажженными фарами. За городом, на широком двухпутном шоссе можно было поехать быстрее, но фары все же были включены.
В хорошую погоду поездка в Ла-Плату занимает 40–45 минут, мы же ехали почти полтора часа, и вот досада-то! — ничего не видели вокруг.
Город Ла-Плата по отношению к Буэнос-Айресу занимает отчасти такое же место, как г. Пушкин по отношению к Ленинграду. Отличие в том, что Ла-Плата является еще и портом и, следовательно, тут есть ряд предприятий, связанных с торговыми и экспортными операциями.
Сходство же в том, что в Ла-Плате имеется несколько научных учреждений, превосходящих по своему значению столичные, а также внешнее сходство в том, что улицы Ла-Платы и ее площади изобилуют зеленью так же, как наш г. Пушкин.
Естественно-исторический музей в Ла-Плате является подтверждением сказанного-это крупнейший музей страны. Музей занимает большое здание прекрасной архитектуры, с величественной лестницей, окруженное парком и (опять напрашиваются сопоставления!) очень похожее по первому впечатлению на Русский музей в Ленинграде, если смотреть на него со стороны Михайловского парка.
Броненосец.
В двух этажах здания в больших и светлых залах выставлены экспонаты по всем разделам естественных наук (геологии, зоологии, ботанике, палеонтологии, антропологии и т. д.), а также по археологии, этнографии и истории страны.
Косентино обращает наше внимание на огромный экземпляр осьминога, подвешенного в одном из залов к потолку с распростертыми на несколько метров щупальцами, и на большую коллекцию броненосцев. Эта группа животных — типично южноамериканская, они распространены от Патагонии до Мексики, будучи особенно обычными в Пампе и Чако, и известны в Аргентине под своим индейским названием-тату*.
Косентино на ходу успевает рассказать, что мясо тату съедобно и даже очень вкусно и что в Байресе есть ресторан, где можно заказать броненосца. Угощение броненосцем — особый национальный аргентинский шик. Гурманы сами разделывают тушу тату, подаваемого на стол в своем панцыре.
Не стану более описывать здесь виденное, тем более, что многие отделы мы могли осмотреть лишь очень бегло, но остановлюсь на близкой мне ботанической части.
К великому нашему огорчению, только два небольших зала уделены ботанике и притом, главным образом, посвящены лесоведению.
Здесь собраны образцы древесных пород, населяющих леса Аргентины, некоторых грибных заболеваний деревьев и немногие растительные продукты. Видно, что над сбором материала и его экспозицией никто продуманно не работал, так как все выставленные экспонаты носят совершенно случайный характер. Даже наиболее важные древесные породы страны здесь представлены крайне неполно.
Объясняется это тем, что в составе работников ботанического раздела музея нет ни одного крупного ученого.
Кроме выставочной части, в музее имеются лаборатории по соответствующим разделам знаний, где проводится научно-исследовательская работа. Лаборатории эти занимают полуподвальный этаж, помещения которого первоначально, вероятно, предназначались под склады и мастерские.
По темному, с низким сводчатым потолком, проходу нас провели в ботаническую лабораторию, которая занимает всего четыре комнатки. В одной из них с 1895 по 1897 г. работал наш соотечественник Н. М. Альбов, который для своего времени в деле изучения флоры и растительности Аргентины, особенно Огненной Земли, сделал более кого-либо другого.
Сводчатый потолок, который без труда можно достать рукой, и низкое окно вровень с землей так мало похожи на высокие и просторные рабочие кабинеты в гербарии нашего института в Ленинграде.
Кстати, о здешнем аргентинском гербарии. Коллекции растений уже ряд лет почти не пополняются, так как размещать их негде: все уделенные гербарию шкафы заполнены. Обращает внимание, что многие растения пред-ставлены только лишь фотоснимками с таковых в гербариях США. Очень любопытно нововведение в гербаризации: на многих листах гербария помещены фотографии, дающие представление об общем облике растений.
Сотрудники лаборатории встретили нас с большой сердечностью, подарив на прощание последнюю фотографию Альбова, которого здесь высоко ценят; портрет его украшает стену кабинета, где он работал.
Если ботаническая лаборатория и соответствующий раздел музея не вызвали у нас особого интереса, то библиотека музея произвела очень благоприятное впечатление. Она занимает двухсветный зал полукруглой формы, стены которого заняты книжными шкафами, а вся площадь зала отведена под стенды со свежими поступлениями и столы для читателей. Библиотека насчитывает около 120 тыс. томов, включающих основные научные журналы всех стран.
Первым русским изданием, поступившим после второй мировой войны (до войны библиотека получала более сорока советских подписных изданий по естественным наукам), явился сборник работ Ботанического института за годы Великой Отечественной войны, изданный в конце 1946 г.
