Несмотря на известные трудности, которыми сопровождались переговоры о возобновлении русско-китайской торговли, русское правительство было в более выгодном положении, чем правительство Англии. Известно, что английскому посольству Макартнея, возвратившемуся из Пекина в 1794 году, не удалось добиться торговых преимуществ для Англии в Китае.
В то же время Шелехов простирал свой взгляд на Амур и из амурского устья рассчитывал послать корабли в Тихий океан для торговли с Китаем, Индией и Филиппинскими островами. Почва для этого была вполне подготовлена. Одновременно совершалось победоносное шествие русских открывателей по побережью Северо-Западной Америки и закрепление этих новых земель за Российской державой.
Около 1795 года была составлена замечательная «Записка о путешествии Лаксмана к Японским берегам в 1792 году». Это подробное описание первого торгового плавания в Японию, предпринятого при участии неутомимого Шелехова. Знаменательно, что возвращавшийся из ссылки Радищев встретился на постоялом дворе в Таре с участником плавания Лаксмана, поручиком Василием Ловцовым. Записка о Лаксмане, хранящаяся в архиве Селифонтова, перекликается с архивными материалами, открытыми не так давно в Симферополе, в фонде В. С. Попова — личного секретаря Екатерины II.
Затем в архиве Селифонтова мы находим «Краткое описание в Российской империи при северо-восточной части Камчатской землицы, обо всех находящихся на оной вещах», составленное в 1796 году. В рукописи есть главы «О положении Курильских островов».
Далее следует подлинный рескрипт с собственноручной подписью Екатерины П от 28 июля 1796 года Царица предписывает Ивану Селифонтову доставить в Японию пятнадцать японцев, потерпевших кораблекрушение, с тем чтобы, «пользуясь сим случаем, можно было приобрести обстоятельнейшие сведения и способствовать распространению в том крае российской торговли».
Это имеет свою историю. Еще в тот год, когда посольство Лаксмана было в Японии, на один из Курильских островов, где жили поселенцы Шелехова, море выкинуло японское судно. Русские спасли японцев и доставили их на шелеховском корабле в Охотcк. Иван Селифонтов донес Екатерине II, что снаряжение второй экспедиции в Японию обойдется в 29 976 рублей, и просил прислать из Адмиралтейской коллегии опытных мореходов. Что же касается заведования торговой и дипломатической частью экспедиции, то Селифонтов хотел поручить это дело мурзе Сабанаку Кульмаметову. Это был «первого класса голова, армии капитан от сибирских старинных татар».
В архиве Селифонтова хранится пространное жизнеописание этого, казалось, ничем не примечательного капитана из татар. Но в моей картотеке под 1788 годом я нахожу оброненное сибирским губернатором Якоби замечание о мусульманах как полезных посредниках в сношениях России со странами Востока. В свете этого становится понятным такое повышенное внимание к капитану-мурзе. Одновременно И. О. Селифонтов добыл откуда-то целое сочинение о сибирских бухарцах, испокон веков знавших дороги из Сибири в Туркестан, Западный Китай и Индию.
В сибирских бумагах И. О. Селифонтова за 1802 год лежат такие жумчужины, как рукопись «Об Охотской дороге». Она говорит о том, что за год до снаряжения первой русской кругосветной экспедиции в Сибири уже обсуждались возможности будущей торговли с Китаем и Индией через порты Северо-Востока. Этими мыслями наполнены и «Замечания о реке Уде», устье которой еще Шелехов считал надежным пристанищем для кораблей, которые будут углубляться в просторы Восточного океана.
Мы видим, как закономерно развивалась русская мысль о мирном освоении тихоокеанских стран. А как рассказано в архиве Селифонтова о заселении русскими людьми Северо-западной Америки? В 1802 году Российско-Американская компания писала: «Всякое устрашение, а тем паче мучительство или убийство не имели места между промышленными и дикими… Оные действия приобрели более ста тысяч подданных Представив все сие, как патриоту, любящему славу и пользу отечества, должно представить и сравнение: если бы каковой полководец, хотя бы государственным иждивением и силою, завоевал область более ста тысяч душ народа, коликих бы он сподобился почестей и отличия…»
Большой удачей я считаю находку в архиве Селифонтова бумаг с пометкой «Письма акционеров Российско-Американской Компании» за 1788–1804 годы.
В 1804 году были написаны материалы «О положении прав России на реку Амур». Они, несомненно, связаны с поручениями, данными посольству графа Ю. Головкина установить степень судоходности Амуpa и добиться права для русских кораблей плавать через низовья великой реки к берегам Камчатки и Аляски. В те годы Селифонтов хранил у себя в Иркутске доказательства былой русской славы — серебряный ковш и печать, жалованные царем Алексеем Михайловичем бесстрашному гарнизону русской крепости Албазин на Амуре.
Уже известный нам востоковед Игумнов находился в свите Головкина и снова ехал в Китай. С посольством Ю. Головкина прибыл в Сибирь и известный ботаник Иван Редовский (1774–1807). Помощником его был сибирский землемер, губернский регистратор Иван Кожевин. Селифонтов не только должен был знать Кожевина, но, вероятно, лично от него еще в 1806 году получил удивительную тетрадь в четверть листа, украшенную выполненными от руки цветными рисунками, изображающими сцены из жизни якутов. «Практическое географическое описание о Жиганском уезде» — так было написано на заглавном листе. Далее указывалось, что «Описание» по записям землемера Ефима Кожевина, сделанным в 1795–1799 годах, составлено его сыном Иваном. «Сеи страны Россиянами и до заведения городов Якутска и Жиганска славят проплывших в море великих кочей», — писал Иван Кожевин.
Я перелистываю рукопись и в самом ее конце на страницах 30–31 нахожу небольшую главку «Смесь о кочах». В ней изложено более подробно сообщение Ефима Кожевина. В Жиганском уезде ему рассказали, что между русскими поселенцами на Лене из рода в род передается сказание о многих «великих кочах», сплывавших в море еще до основания Якутска (1632) и Жиганска (1633). Народная молва утверждала, что три коча достигли моря. Один из кораблей зашел в устье Индигирки, где его разбило и выкинуло на скалы около села Шанского (Шанское и поныне существует на картах; оно расположено к югу от Русского Устья). Ефим Кожевин узнал, что днище огромного коча, «из самого толстого лесу строевое», долго лежало на индигирских скалах. Второй коч, как можно понять из свидетельства Кожевина, прошел устья Калымы и Анадыря, достиг оконечности Камчатки, обогнул ее и вошел в Гижигинскую губу. Это было задолго до основания Гижигинского острога (1651). «…Прочие отнесены морем к берегам Америки», — повествует Кожевин о судьбе третьего «великого» коча. И добавляет, что у чукчей и коряков тоже "существовало сказание о том, как их предки видели русских людей, огибавших на коче Чукотский нос. Это уже не первое дошедшее до нас свидетельство о том, что русские люди, быть может, еще до Семена Дежнева проходили пролив между Азией и Америкой, заселяли Анадырь, Камчатку и Аляску, О «бородатых» людях, издревле живших на Аляске, не раз говорили в XVIII веке и аляскинский отшельник Герман, и столетний сотник Иван Кобелев, и спутник Беринга ветеринарный прапорщик Яков Линденау. Теперь мы имеем еще одно свидетельство, заключенное в маленькой и изящной тетрадке землемера Ивана Кожевина.
