С волнением ехал я на следующий день к его резиденции. Один из опытнейших политиков Азии, этот семидесятитрехлетний старец был для кашмирцев живой легендой, редким человеком, способным благодаря гигантскому опыту и широте взглядов управляться с делами своего беспокойного штата. Во время предыдущих экспедиций я неоднократно встречался с шейхом Абдуллой и теперь очень надеялся на его содействие.
Шейх Абдулла оказал нам самый любезный прием — по его мнению, мои книги и фильмы о Заскаре способствовали привлечению туристов в штат. Главный министр был высокого роста, сохранил юношескую свободу в движениях. Несмотря на традиционную одежду — свободную куртку и белые брюки, — шейх напоминал мне (особенно по манере вести беседу) почтенного бостонского джентльмена. Этот человек был облечен огромной властью и умело пользовался ею.
Все самые радужные надежды вновь вернулись ко мне, когда шейх Абдулла начертал на листе бумаги слова о «важнейшей культурной значимости для государства тех изысканий, которые предпринимает доктор Пессель».
Беседу с нами министр закончил советом начать маршрут с Каргила — торгового городка, расположенного на середине пути от Сринагара до Леха, главного города Ладакха.
Мисси Ален.
Итак, план первоначальных действий был ясен — кое-что мы сможем сделать еще в Каргиле, а оттуда отправимся в расположенную неподалеку долину Заскар. Там я помимо прочего займусь составлением каталога многочисленных памятников древнейшей культуры — дольменов, менгиров, наскальных рисунков, обнаруженных в ходе предыдущих поездок в эти места. Я не сомневался, что эти камни смогут в конце концов пролить свет на то, кто же населял здешние места во времена Геродота. Готовясь к отъезду, упросил местные власти направить радиограмму в полицейский участок Каргила. В радиограмме, адресованной моему старому другу и помощнику в путешествиях ламе Нордрупу, содержалась просьба встретить нас в поселке. Затем необходимо было оформить сопроводительные документы для предъявления начальнику полиции и комиссару Каргила. И последняя задача — провиант. В Ладакхе, исключая базары в крупных поселках, практически невозможно раздобыть провизию. Местные жители ничего не могут ни продать, ни обменять — урожаи там таковы, что их едва-едва хватает самим хозяевам.
На следующее утро мы с Мисси побывали в бакалейной лавке почтенного Рама Каула в старой части сринагарского базара. Один за другим наши рюкзаки наполнялись рисом, чечевицей, луком, банками консервов. Все это разместилось в багаже рядом с привезенными с собой спиртовкой, чайником и кое-какой алюминиевой посудой — походным кухонным минимумом. Теперь можно отправляться в горы.
Было свежо, когда на рассвете мы сели в лодку. Все жители «хаус-боута» вышли на террасу, чтобы проводить нас. На лицах одних была написана искренняя грусть расставания, другие, очевидно, уже начали возносить молитвы за наше доброе здравие. Такси доставило нас к городскому автовокзалу. Конечно, это немного прозаичное начало для славной экспедиции на край света, но романтики, надо думать, будет еще предостаточно.
В бледном свете утренней зари я опознал среди таившихся в гараже сонных ржавых «чудовищ» наш автобус. Из-за помятой крыши и растрескавшихся стекол особого доверия он на первый взгляд не вызывал, однако по собственному опыту я знал, что в Азии самые разбитые с виду машины могут иметь самые новые моторы. Лобовое стекло автобуса было превращено в алтарь гуру Нанака, создателю религиозной общины сикхов. Адепты этого учения, одинаково близкого к исламу и индуизму, известны не только своими бородами и тюрбанами, но и тем, что составляют подавляющее большинство шоферской братии по всей Северной Индии.
Сердце мое дрогнуло, когда наш автобус наконец тронулся, громыхая, как грузовик с металлоломом. Тремя часами позже, сопровождаемые скрипом изношенных тормозных колодок, свистом шин и криками детей, мы начали нелегкий подъем к тритысячесемисотметровому перевалу Зоджи-ла — северным воротам из Кашмирской долины во внешний мир. Мы медленно ползли в гору. Из окна была видна лежавшая под нами пропасть глубиной тысяча семьсот метров. Прошлым летом туда сорвался грузовик с пассажирами. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я обратил внимание Мисси на растущие по склону кривые березы — последние деревья на нашем пути к каменистым пустыням высокогорного Ладакха. Но вот мы миновали перевал, и взору открылся целый лабиринт горных хребтов и ущелий, созданный, казалось, фантазией мрачного божества. Это было царство холода и камней, разительно отличавшееся от оставшихся внизу цветущих долин.
Да, мы вступали на совершенно особый «континент», последний очаг сопротивления древней тибетской культуры на пути наступления современной цивилизации. Это был мир ветра и камня, монахов и монастырей. Это был мир, в котором понятие «душа» считалось таким же реальным, как, скажем, лежащий на дороге камень. Здесь все люди — друзья, что естественно и необходимо в этих малонаселенных местах, где только с помощью улыбки можно попытаться покорить суровую и всемогущую природу. Удивительно, но эти безрадостные места подарили свету один из самых веселых и отзывчивых народов на Земле. За годы, проведенные в этих краях, я остро ощутил всю прелесть жизни среди каменистых пустынь и высоких пиков, почувствовал своеобразную горечь не только тибетского ячменного пива, но и тибетского юмора. И теперь я был счастлив вновь оказаться в этом мире, где нас ожидали нелегкие поиски ответов на многие мучившие меня вопросы.
Какова была жизнь в этих краях до прихода тибетцев? Я просто обязан был сдернуть покров тайны с туманного прошлого, радости и огорчения которого ^оставляют нам в наследство столько не подвластных логике чувств, предчувствий, предпочтений и предубеждений. Это наследие не имеет ничего общего с рутиной нашей технократической цивилизации, рожденной бронзовым и железным веками. Тайн остается еще достаточно, и я надеялся, что люди из племени минаро помогут нам разгадать некоторые из них.
Глядя на окружавший нас суровый пейзаж, я надеялся, что Мисси тоже почувствует его загадочное очарование, которое невозможно постичь разумом. Когда автобус проезжал через один из первых поселков, я высунулся из окна, чтобы со струей ледяного воздуха вдохнуть приятный запах сена. Безумно люблю эти минуты перед прибытием на место, минуты, когда можешь позволить себе помечтать о самом несбыточном.
Мы медленно проезжали через поселок Драс, большинство населения которого составляют представители народа балти. Здесь занимаются в основном выращиванием овса. Язык балти входит в тибетскую группу, по вероисповеданию балти — мусульмане. Остальные жители поселка принадлежат к народу шина, их предки прибыли сюда из Кашмира в XVII веке. Шина, как мы помним, причисляются некоторыми авторами, например Лейтнером, к дардам. Язык шина родствен языку минаро, на поиски которых мы и направлялись.
