С улицы донеслись шум, ругань. Судя по характеру перепалки, один из промысловиков остался недоволен вчерашним расчетом.
Корней нахмурился.
– Не обращайте внимания. Рядовое дело. Скорей всего, по пьяни продешевил, а теперь шумит. Да что толку – в ведомости-то расписался. Да и спорить с Правдуном бесполезно. Это у него только фамилия такая, а на деле пройдоха еще тот. Больно корыстный, а жадность, сами знаете, хворь неизлечимая.
– Обманщик! – кричал промысловик. – В твоем сердце одно зло. Дождешься, все от тебя уйдем!
– Ну-ну! Хвалились телята волка съесть. Вали домой! – огрызнулся Правдун и исчез за дверью.
– Негоже людей обманывать, – с укором произнес скитник.
– Это не всегда обман. Я ведь тоже срезаю. Если по-честному оценивать, то сам в минусах будешь – на меховой базе ой-ей как занижают. Дело в том, что наш песец против лесного помельче и ость не такая длинная. Потому нам никогда высший сорт не дают.
– И все же людей жалко. Труд-то тяжелый.
– Согласен. По полгода на морозе. Но не надо их идеализировать. Особенно чукчей. С ними вообще непросто. Это сейчас их огненной водой одолели, а раньше были самым дерзким и драчливым племенем на Севере. Старики рассказывали, что на Колыме и в Анадыре они немало русских повырезали.
– Может, оговаривают? Я за все время пути с кем только не общался. Все добрейшие люди. А эвены, дай Бог им здоровья, вообще спасли от смерти.
– Корней Елисеевич, не будем углубляться. Как говорила моя мама, кто старое помянет, тому глаз вон. Мы ведь тоже не без греха. Сейчас все поменялось, времена другие. Кстати, у меня для вас хорошее предложение. На днях должна прилететь «Аннушка» за пушниной. Могу попросить, чтобы вас взяли. Два часа, и в Лаврентии.
– Благодарю, Роман! Но все-таки хочу дойти сам.
– Конечно, вы можете дойти. Не так много осталось. И время с запасом. Но тут такая возможность поглядеть на Чукотку с высоты птичьего полета. Вы и представить не можете, какая это красота.
– А Аляску будет видно?
– При ясной погоде будет.
– Хорошо, подумаю. Самолет ведь не завтра.
– Я, Елисеич, не настаиваю, но ежели согласитесь, не пожалеете. Еще благодарить будете.
– Ладно, ладно, я же сказал – подумаю… Роман, ты не забыл, зачем я зашел? Денег у меня, правда, нет, только шкура белого медведя, – сменил тему Корней, с удивлением разглядывая себя в засиженном мухами зеркале. (Не ожидал, что за полтора года так сильно поседел.)
– Не вопрос. Шкуры мы тоже принимаем, тем более медвежьи. Несите, не обижу.
Когда Корней развернул роскошную слегка желтоватую «шубу», Роман присвистнул от восхищения:
– Хороша!!! – и, окинув критическим взглядом его изношенную одежу, добавил: – тут не только на еству, но и приодеться хватит.
– Приодеться не мешает, – согласился скитник… Что-то собаки расшумелись, похоже, дерутся. Пойду гляну и покормлю. Пора.
Минут через пять дверь распахнулась, и ввалился гладко выбритый, довольно упитанный мужчина лет сорока – Правдун.
– Привет, Рома! – поприветствовал он, щуря серые плутоватые глаза и усаживаясь на до блеска отполированный чурбан. – Простаиваешь?
– Одолжишь спирту – поработаю.
– Сам последнюю флягу разливаю. Одноногий у тебя?
– Вышел к собакам. Тебе-то он за какой надобностью?
– Охотники баяли, будто он сильный шаман.
– Я его хорошо знаю. Не шаман он, а грамотный лекарь.
– Да мне без разницы, лишь бы помог. Суставы замучили!
– Об этом с ним сам толкуй.
Когда Корней вернулся, Правдун встал:
– Здравствуйте, мил человек, за помощью к вам. Хвалят вас юкагиры. Говорят, повезло Роману – знатный шаман у него гостит. У меня проблема. Суставами мучаюсь, мочи нет. Сделайте что-нибудь, – он протянул узловатые пальцы.
Корней по голосу сразу узнал человека, который не стал с ним разговаривать. Смерив его холодным взглядом, посмотрел на руки:
– К сожалению, поздно. Уже не поправить.
– Вы же лекарь, так научите хотя бы, как боль ослабить! – с раздражением в голосе потребовал Правдун. – Я отблагодарю.
– Сделай мазь из равной смеси растертой в порошок коры ивы, плодов можжевельника, листьев брусники, медвежьего жира и втирай несколько раз на дню. А в благодарности вашей я не нуждаюсь.
Роман, зная, что Корней человек сострадательный и отзывчивый, с недоумением слушал этот диалог. Когда Правдун ушел, Корней, повернувшись, сам объяснил:
– Как он ко мне, так и я к нему.
– А вы что, встречались?
– Вроде того.
– Понятно.
Прошла неделя, а самолета все нет. На небе ни облачка. Солнце уже припекает. С моря все чаще доносится треск зашевелившегося льда. На припеке, на южных склонах холмов, появились черные пятна первых пропарин: только снег не растаял, а испарился. Роман испереживался: если поднимется ветер, ледяные
