Каледонцы потратили десять дней, чтобы собрать больных и измученных людей на суда, и 12 апреля испанцы отбуксировали некогда гордые корабли компании, не способные уже верповаться самостоятельно, к выходу из гавани. На следующий день восточный ветер унес шотландцев от берегов Дарьена.
Судьба второго флота еще более горестна, чем беды, сопровождавшие отступление первой экспедиции. «Несчастные больные люди, — записывал Борланд, — размещались в ужасной тесноте, особенно на „Райзинг сан“, словно свиньи в хлеву или овцы в загоне, так что заражали и отравляли друг друга своим дыханием и гнилостным запахом. И нечем было помочь и утешить больных и умирающих; лучшее, что было, — гнилые ячменные лепешки и вода, что не улучшало состояния больных». В таких условиях беглецы неизбежно мерли как мухи. На борту «Райзинг сан» обычным делом стало хоронить каждое утро по восемь человек, не говоря об умерших на других кораблях. На одном судне открылась такая течь, что его капитан не стал и пытаться продержаться до Ямайки, а прямо повернул к Картахене, где отдался на милость испанцев. Другое судно потерпело крушение у берегов Кубы, погубив множество людей, и, хотя два меньших суденышка сумели доковылять до Шотландии, самая страшная трагедия поразила «Райзинг сан» и корабль сопровождения «Герцог Гамильтон». У побережья Каролины их накрыл ураган. «Герцог Гамильтон» успел укрыться в мнимой безопасности Чарльстонской гавани, но все же пошел на дно, а «Райзинг сан» затонул со всеми людьми в открытом море.
Из тринадцати сотен колонистов, покинувших Шотландию со вторым флотом, вернулась жалкая горстка. Непонятно, как удалось пережить обратное плавание раненому Александру Кэмпбеллу. На свое счастье, он получил койку на одном из малых кораблей, добравшихся до дома, где его приветствовали как героя. Компания наградила его медалью, на одной стороне которой была изображена воображаемая сцена знаменитой атаки на частокол Тубуканти. Уцелел и преподобный Борланд, который сошел с «Райзинг сан» на Ямайке, откуда отплыл в Бостон на корабле из Новой Англии и таким образом избежал ярости урагана. Ручейки выживших еще месяцы и даже годы стекались на родину. Испанцы в конце концов освободили полиглота Бенджамина Спенса и его товарищей по заключению, когда стало ясно, что шотландцы никогда больше не посягнут на Дарьен. Однако эти выжившие были не более чем жалкими обломками огромной катастрофы — попытки шотландцев основать колонию в Центральной Америке. Лайонел Уофер в «Новом путешествии» называл Дарьен улыбающейся и плодородной землей, Борланд же, говоря от имени всех своих товарищей, назвал его «пустыней». Те, кто критикует промахи, компании, писал он, «ничего не знают о том, каково существовать при таких обстоятельствах в американской пустыне, и я не пожелал бы им испытать эти мучительнейшие в мире обстоятельства». Его слова и гибель тысячи шотландцев прокололи в последний раз надутый компанией пузырь Золотых Антил.
Глава 18. Возвращение легенды
Шотландцы никогда уже не вернулись в Каледонию, как, впрочем, и испанцы. Пимиента удовольствовался изгнанием поселенцев и отплыл прочь, оставив хижины и форт Нового Эдинбурга догнивать под солнцем, ветрами и дождями. Куна, после кратковременного контакта с внешним миром, ушли в леса и вернулись к прежнему уединенному существованию. Весь Дарьен возвращался к первобытному состоянию, в каком нашел его Уофер со своими спутниками-буканьерами. Лишь медленно затягивавшийся шрам оборонительного рва форта Сент-Эндрю остался напоминанием о загубленных шотландцами на Антилах трудах и людях.
По ту сторону Атлантики дарьенская катастрофа прикончила Шотландскую компанию, и ее предсмертная агония была отмечена бурей ненависти и оскорблений. Злобные трактаты, памфлеты и циркуляры винили в поражении колонии всех и каждого, от английского правительства до злополучного совета Каледонии. Один писака с Флит-стрит создал столь ядовитый пасквиль, что его труд был сожжен в Эдинбурге рукой палача. Однако же у акционеров, безрассудно вложивших в компанию свои сбережения, гордость пострадала более кошельков, потому что по Союзному договору 1707 года Англия согласилась передать Шотландии четыреста тысяч фунтов, часть которых шла на возмещение капитала компании. Более того, деньги вернулись к акционерам с пятипроцентной прибылью. Проект Уильяма Патерсона, вопреки ожиданиям, принес-таки доход своим сторонникам.
Сам Патерсон, проявив чудеса упорства и отваги, решился было на еще одну попытку. Он возвратился в Шотландию и, восстановив здоровье, упрямо предлагал, вместо того чтобы сворачивать компанию, попытаться основать еще одну колонию, на сей раз в сотрудничестве с англичанами. Конечно, это было безнадежно. Шотландцы были по горло сыты трагедией, и компания «от щедрот» выплатила Патерсону сто фунтов, возможно, чтобы заткнуть ему рот. Так что учредитель компании бесславно вернулся в Лондон, где у короны хватило порядочности назначить ему ежегодную пенсию в сто фунтов в признание заслуг перед «королем и страной». Но дни его успехов в бизнесе миновали, и известно, что впоследствии Патерсону приходилось подрабатывать учителем математики.
Вернулся в Лондон и еще один из главных героев Дарьенского проекта, Уильям Дампир. Надежды, которые он подавал, не оправдались, и плавание исследовательского судна в Тихом океане закончилось скандалом. Дампир, по-видимому, относился к тем людям, из которых получаются отличные путешественники-одиночки, но которые совершенно не способны работать в команде. Поставить его во главе морской экспедиции значило предопределить ее провал. Он оказался надменным, своевольным и подозрительным капитаном. Команда его возненавидела. Исследовательское плавание выродилось в фарс, и ко времени, когда они достигли Южной Америки, откуда должны были направиться на поиски «Южных земель» и, возможно, новых Островов пряностей, на корабле не было и речи о порядке. Сам Дампир избил своего старшего помощника, офицера военного флота, тростью и, по прибытии в Байи, бросил его в обычную тюрьму. Офицер со временем добрался до Англии и по возвращении Дампира немедленно выдвинул обвинения против своего бывшего командира. Дампир предстал перед флотским трибуналом, был признан виновным в «чрезвычайно дурном и жестоком обращении» с помощником и наказан штрафом, поглотившим все его капитанское жалование. Однако, невзирая на такое бесчестье, ему предоставили еще один шанс — приказали вывести в Южные моря два корабля, официально с исследовательскими целями, а фактически в каперский рейд. И снова неуживчивый нрав Дампира вскоре довел до беды. Плавание было отмечено бунтами и ссорами, моряков высаживали на берег, в том числе и Александра Селкирка, оставленного на острове Хуана Фернандеса, — случай, описанный Даниелем Дефо в знаменитом «Робинзоне Крузо». Эта вторая неудача покончила с Дампиром как с капитаном, и последнее плавание он совершил штурманом на капере «Герцог» под командованием Вудса Роджерса. По иронии судьбы, именно Вудс Роджерс освободил Селкирка из его одиночного заключения. К счастью для Дампира, плавание «Герцога» оказалось к тому же весьма прибыльным, и доля Дампира в добыче позволила этому путешественнику, к тому времени уже не раз обошедшему вокруг света, наконец уйти в отставку. Дампир поселился в лондонском доме, где и скончался в возрасте шестидесяти трех лет. Сэр Ганс Слоун, этот увлеченный коллекционер карибских редкостей, сохранил его портрет, попавший затем в лондонскую Национальную галерею.
