Лайонел Уофер между тем скрылся под покровом безвестности. По всей вероятности, он по-прежнему жил среди друзей-пиратов в Уоппинге, хотя о месте его пребывания после бесплодных переговоров с директорами в Эдинбурге сведений не сохранилось. Как раз когда первая шотландская экспедиция столкнулась с суровой жизнью на Дарьене, в Англии вышло из печати «Новое путешествие» Уофера. Книга расходилась достаточно хорошо, чтобы издатели в 1704 году выпустили пересмотренное издание, с бестолковыми примечаниями «члена Королевского общества». Любопытно, что в написанное Уофером предисловие к этому второму изданию включено страстное обращение к английскому правительству с призывом основать на перешейке собственную колонию. Но шотландская Каледония приобрела к тому времени столь дурную славу, что его совет, естественно, был оставлен без внимания. На следующий год, как полагают, Лайонел Уофер, «хирург» и друг куна, умер.
Однако мнение Уофера, Патерсона и Дампира о богатом потенциале Антил было во многом оправданным. Несомненно, их смелая попытка наладить торговлю и заложить плантации в Вест-Индии была намного практичнее прежних прожектов Рэли и Томаса Гейджа. Идея панамской империи была не только значительным усовершенствованием первоначальной легенды, но и естественным завершением жизненного цикла мифа.
С самого начала энтузиасты Антил проповедовали, что Карибское море предоставляет, в буквальном смысле, золотые возможности. Уолтер Рэли, вне зависимости от своих любовно выношенных планов на заморскую империю для Англии, искусно переплавил этот оптимизм в практический расчет на золотые копи Ориноко и сказочное королевство Эльдорадо. Гвиана, по его словам, — «склад всех драгоценных металлов», так что его сторонники жадно дожидались возвращения Рэли с полными трюмами золота. Поколение спустя Томас Гейдж немного приблизился к реальности, доказывая, что богатство Антил состоит в агрикультурных продуктах, а не в минеральных богатствах. Конечно, держались еще и идеи Рэли, и Гейдж тоже вспоминал о золотых копях, да и Уофер позднее описывал, как испанцы моют золото в реках Дарьена. И все же пятьюдесятью годами позже главной приманкой были уже не надежды на миллионные состояния. Под пером Гейджа мираж Золотых Антил снова обернулся представлением о толпах беззаботных туземцев, с любовью приносящих плоды своей обильной земли в дань англичанам. Понадобились усилия множества кромвелевских солдат, угрюмо взламывавших неподатливую почву Ямайки, чтобы показать, сколько пота, трудов и смертей лежат на пути к карибским богатствам.
«Империя» Патерсона — и ящики париков, башмаков и Библий — стали третьей версией антильской мечты, с упором на торговлю и тропические плантации, этот двойной столп успеха. Шотландцы потерпели поражение потому, что недооценили враждебность испанцев и основали Каледонию в неудачном месте и в неудачное время. Однако следующие полвека истории Вест-Индии показали, как близки они были к успеху. Меньше чем через три года после эвакуации Каледонии, английские офицеры на Ямайке жаловались, что островитяне настолько богаты, что жизнь здесь стала неимоверно дорога. Индейка, докладывали они, стоит десять шиллингов (в 1703 году); курица — три шиллинга шесть пенсов; а самая мелкая монета, ходившая на острове, была достоинством семь с половиной пенсов, и купить на нее можно было не больше того, что в Англии обошлось бы в один пенс. Через пятнадцать лет объем вест-индской торговли превзошел самые смелые мечты Патерсона, а стоимость импортируемых в Англию с Ямайки продуктов лишь немногим уступала совокупному импорту из всех колоний на материке. За парижским договором 1763 года, возвращавшим Франции остров Мартиника, при условии, что Франция откажется от всяких притязаний на Канаду, в сущности, стояла буржуазная экономика. И все равно договор вызвал яростные протесты части англичан, полагавших, что крошечный, богатый сахарным тростником остров — слишком дорогая цена за огромные, но пустынные просторы Канады.
И сам Рэли вряд ли додумался бы до выходок, на какие пускались некоторые разбогатевшие колонисты, попавшие в струю бурного успеха Антил. Один губернатор с Подветренных островов требовал, чтобы его домашняя прислуга ежедневно натирала маслом свои голые ноги, дабы они блестели, как черное дерево, и отказывался принимать от слуги письма или вещи, если они не подавались ему посредством особых золотых щипцов. К середине XVIII века, пишет историк Ямайки Лесли, в Спэниш-тауне обращали на себя внимание «множество карет и экипажей, постоянно предлагающихся внаем, не говоря о тех, что принадлежат частным лицам. Они непрерывно дают балы, а в последнее время завели театр с труппой на удивление хороших актеров». Общество Вест-Индии отличалось пьянством, невежеством, коррумпированностью и алчностью. Из-за сильной жары белые редко носили более теплую одежду, нежели нитяные чулки, льняные кальсоны и жилеты, а вместо париков повязывали на головы носовые платки. Их жены проводили большую часть дня в помещении, в праздности, одетые, по словам Лесли, «в свободные, небрежно накинутые халаты».
Эта структура держалась скорее на труде бесчисленных негров-рабов, нежели на беззаботных индейцах Гейджа, а кроме негров, были еще эшелоны кабальных работников, клерков и торговцев. Мужчины, зачастую прямо из вонючих трюмов работорговцев, попадали на поле практически голыми, одежда же им предоставлялась, только если они оказывались вблизи «больших домов» или использовались как домашняя прислуга. Женщинам-негритянкам полагалось простое платье, которое те редко носили, если их не заставляли, а «некоторые из них (негритянок), — говорит Лесли, — одевались достаточно опрятно, но то были фаворитки молодых сквайров, содержавших их для определенного использования». За убийство раба «по капризу, из прихоти или кровожадности» наказывали трехмесячным тюремным заключением или пятьюдесятью фунтами штрафа, выплачивавшегося владельцу.
Эта переменчивая жизнь обещала в равной мере опасности и награды. Плантатор мог за несколько лет нажить состояние, но за тот же срок его могла унести одна из эпидемий, опустошавших остров. По сведениям английских военных властей, желтая лихорадка превращала вест-индские колонии в одно из самых нездоровых мест в мире. Войска, присылавшиеся из Англии, несли такие потери, что за два года их состав полностью сменялся. Зато у тех счастливчиков-плантаторов, которым удалось пережить все опасности и дождаться приза, было мало причин возвращаться в Англию. Жизнь на Антилах в самом деле превратилась в идиллию, какую описывали первооткрыватели. Безмерно разбогатевший успешный колонист купался в роскоши: негритянки-любовницы (ценилась больше страстность, чем красота), превосходная пища, неиссякаемый поток рома и небывалые привилегии. Говорят, один барбадосский плантатор, которому за его преступления в конце концов стали угрожать преследованием по закону, изящно разрешил проблему, устроив назначение самого себя на пост судьи. Неудивительно, что когда Порт-Ройал поразило сильнейшее землетрясение, сбросившее большую часть города в бухту и унесшее бесчисленные жертвы, благочестивый наблюдатель сравнил это бедствие с судьбой Содома и Гоморры.
