— Сэки-Лата умеет все! Может он вылечить человека?
— Да, — ответил я в надежде, что меня проводят к больному и хотя бы на время снимут путы.
— Можешь ли ты воскресить умершего?
— Кто умер?
— Моя дочь.
— Твоя дочь? Темный Волос? — переспросил я испуганно и удивленно, так как несколько минут назад видел ее бегущей по стойбищу.
— Нет, ее сестра, скво молодого вождя Пиды. Наш шаман говорит, что она умерла. Ее убил Сантэр. Сэки-Лата пойдет со мной, чтобы вернуть ей жизнь?
— Ведите меня к ней.
Меня отвязали от дерева и сняли путы с ног, однако не полностью — так, что я мог шагать мелкими шажками, и повели через все стойбище к вигваму Пиды. Семеня в окружении индейцев, я мысленно радовался удачному стечению обстоятельств — меня вели к вигваму Пиды, в котором хранилось мое оружие. У входа толпились краснокожие. Они уважительно расступились, давая мне проход.
Одно Перо ввел меня внутрь жилища. На одеялах лежала молодая женщина, рядом с ней сидела Какхо-Ото и уродливого вида старик. Это был шаман племени.
Увидев нас, шаман и Темный Волос встали. Я быстрым взглядом окинул все помещение. Слева от входа лежало мое седло и попона, на одной из жердей висели мои револьверы и нож. Читатель может себе представить, как мне хотелось добраться до собственного оружия.
— Сэки-Лата посмотрит на умершую и скажет, может ли он ее оживить, — требовал и одновременно просил Одно Перо.
Опустившись на колени рядом с телом женщины, я попытался связанными руками нащупать пульс, мне это удалось не сразу, но в конце концов я почувствовал, как под моими пальцами ровно бьется слабенькая жилка. Женщина находилась в глубоком обмороке, может быть, она бы даже действительно умерла, если бы ее не привели в чувство. Отец и сестра не спускали с меня глаз.
— Она умерла, и никто не в силах воскресить ее, — глухим уверенным голосом заявил шаман.
— Я сделаю это, — ответил я.
— Ты вернешь ей жизнь? В самом деле? — спросил Одно Перо с надеждой в голосе.
— Разбуди ее, разбуди! — умоляла меня Какхо-Ото, в волнении забыв о правилах поведения индейской женщины и вцепившись в мою руку.
— Если вы хотите, чтобы я вернул ей жизнь, — выйдите и оставьте меня наедине с умершей.
— Уфф! Ты понимаешь, чего ты требуешь? — спросил отец.
— Чего же? — переспросил я, хотя прекрасно понимал, что он имеет в виду.
— Здесь находится твое оружие, если оно попадет к тебе в руки, ты попытаешься освободиться. Обещай мне, что ты не прикоснешься к нему!
Мой язык не хотел повиноваться мне, когда я произносил слова обещания. Нож, револьверы и штуцер! Мне хватило бы минуты, чтобы разрезать ремни, и тоща хотел бы я посмотреть на смельчака, осмелившегося остановить меня! Однако хвататься за оружие было безрассудством. Краснокожие тоже схватились бы за ружья, полилась бы кровь. Кроме того, воспользоваться обмороком женщины, чтобы достичь своей цели, мне показалось недостойным Олд Шеттерхэнда.
В углу на расстеленной шкуре я заметил лежащие в беспорядке предметы, необходимые для женского рукоделья: иглы, шила, бисер, кожаные ремешки, иглы дикобраза и прочую мелочь. Там же были два крохотных ножичка с острыми, как бритва, лезвиями, которыми индеанки режут кожу на тонкие узкие полоски. Этими полосками они сшивают вместо ниток части одежды.
— Я обещаю тебе, — нехотя выговорил я. — А если вы не доверяете мне, можете унести отсюда мое оружие.
— Мы знаем, что Сэки-Лата никогда не лжет, поэтому оставим оружие здесь. Но это еще не все, что ты нам обещаешь.
— Что вы еще требуете от меня?
— Мы отвязали тебя от дерева, и ты мог бы попытаться бежать и без оружия. Обещай мне, что сейчас ты не убежишь, вернешься к дереву и позволишь привязать себя снова.
— Слово Олд Шеттерхэнда.
— Пусть все выйдут. У него один язык и одно слово, ему можно верить.
Одно Перо освободил меня от ремней и оставил одного. Как только он исчез за пологом, я быстро спрятал ножичек для рукоделья за манжет рубашки и занялся женой Пиды.
С тех пор, как Сантэр, воспользовавшись отсутствием молодого вождя, проник в вигвам и напал на женщину прошло довольно много времени. Почему же она так и не пришла в себя? Скорее всего, негодяй оглушил ее. Я осторожно ощупал череп и обнаружил на затылке огромную шишку. Я нажал посильнее на это место, пытаясь определить, целы ли кости. Женщина застонала от боли и открыла глаза. Поначалу ее взгляд был совершенно бессмысленным, однако вскоре она прошептала мое имя.
— Ты узнаешь меня? — спросил я.
— Да.
— Расскажи мне, что случилось, и постарайся больше не терять сознание, не то умрешь.
Мои слова возымели действие, индеанка встряхнула головой и, поморщась от боли, села, прижимая руку к затылку.
— Я была одна, когда вошел бледнолицый и потребовал отдать ему мешочек с «лекарствами». Я отказала ему, и он меня ударил.
— Где был мешочек?
Она посмотрела вверх на одну из жердей и воскликнула сдавленным от испуга голосом:
— Уфф! Его нет! Бледнолицый украл «лекарства»!
Так вот что имел в виду Сантэр, когда хвастался, что у него бумаги вместе с упаковкой! Он взял не только завещание Виннету, но и все талисманы молодого вождя! Уж теперь-то Тангуа поверит в злые намерения Сантэра и вышлет за ним погоню.
— У тебя хватит сил сидеть или ты чувствуешь, что можешь потерять сознание? — спросил я.
— Нет, нет! Я больше не упаду, — поспешила она заверить меня. — Ты вернул мне жизнь. Благодарю тебя!
Я откинул полог, закрывающий вход в вигвам. Отец и сестра стояли рядом, остальные жители стойбища толпились поодаль.
— Входите! — позвал я Одно Перо и Темный Волос. — Умершая ожила.
Думаю, читатель понимает, какую радость испытали отец и сестра бывшей «покойницы». И они, и все остальные кайова были убеждены в том, что я совершил чудо, я же не считал необходимым разуверять их. Я приказал прикладывать больной на затылок холодные примочки и показал, как это делается.
Столь же сильной, как и радость, была ярость краснокожих, узнавших, что Сантэр выкрал все талисманы молодого вождя. Тангуа немедленно выслал отряд воинов вслед за вором и отправил гонцов к молодому вождю. Одно Перо снова провел меня к дереву смерти и собственноручно привязал к нему. При этом он не скупился на похвалы, которые человеку, не знающему образ мыслей краснокожих, показались бы угрозами:
— Мы подвергнем тебя еще более страшным мучениям у столба пыток, чем решено было раньше. Никто еще до сих пор не испытывал того, через что придется пройти тебе. Мы сделаем так, чтобы в Стране Вечной Охоты ты был самым благородным и достойным из всех бледнолицых, которым будет разрешено попасть туда после смерти.
