Каким образом все это случилось, никто не знал, но близкие его могли предположить, что неожиданно постигшее разорение подкосило его силы, разбило и телесно, и нравственно. А возвращение брата и это свидание с ним окончательно надломило силы старика. Он почувствовал себя до того униженным предложением брата прийти к нему на помощь, до того пристыженным при воспоминании о своем прежнем поведении по отношению к нему, что не мог долее оставаться дома, ему хотелось одиночества и полной тишины, он вышел на улицу. Но где ему было преклонить голову, где найти успокоение своей измученной душе в эту ночь, как не там, не у того дома, где некогда стояла его колыбель, где он столько лет прожил всеми уважаемым и гордым властелином? Он почти бессознательно добрел до этого крыльца, но здесь силы оставили его, он опустился на ступеньки, присел отдохнуть, и тут смерть сразила его.
Гармс долго плакал и тосковал над телом.
— О, как мне будет недоставать его, — жаловался он, — какой был строгий, разумный человек…
Теодор и Бенно также сожалели о столь быстрой и неожиданной кончине сенатора, но, конечно, их горе не было так глубоко.
Устроив наскоро свои дела в Гамбурге, Теодор Цургейден разыскал через газеты местопребывание вдовы Рамиро и вместе с Бенно отправился в глухое местечко в Силезии, где она находилась. Несчастная семья ужасно нуждалась, почти все лошади были проданы, балаган стар, костюмы истрепаны и изношены. Сама величественная дама состарилась и поседела.
Узнав о громадном состоянии, выпавшем на ее долю, о том, что и она, и дети, и все близкие теперь обеспечены навсегда, эта женщина не столько радовалась этому благополучию, сколько интересовалась малейшими подробностями касательно ее мужа.
По возвращении в Гамбург, Бенно и его отец встретились еще раз с доктором Шомбургом и Халлингом, которые отправлялись теперь в Центральную Азию для научных исследований. Они звали Бенно с собой. Он отрицательно покачал головой и взглянул на отца. Тот понял его мысль и сказал:
— Мы никогда уже не расстанемся друг с другом.
Деревня.
