карман и вынул любимый телефон.
Признаюсь, я не вполне понимаю тех, кто так открыто заявляет, что хотят получить в подарок. На мой взгляд, получается странновато. Должна же существовать какая-то интрига, элемент предвкушения. А с готовым списком ты будто доставку заказываешь. Тривиально.
— Вишлист — это давняя придумка. Вот в 86-м году, — вмешался дядя в наш с тётей диалог, — когда я впервые побывал в Америке, там уже очень необычные порядки были. Во-первых, нас не пускали к берегу целую неделю. В любой другой стране ты ещё не успеешь пришвартоваться, а местные власти уже везде свои печати поставят. Но в Америке было строго. Сперва подавалась судовая роль — это такая бумага, где написаны все члены экипажа и их должности. Только после этого решалось, кого можно пустить в страну, а кому придётся куковать на пароходе. Обычно разрешали сходить с судна всем, кроме одного человека. Я уж не знаю, как американцы прочухали, что наших помполитов всегда записывают четвёртым помощником механика. Получалось, что Штаты — как бы свободная страна, уважающая любые гражданские позиции, но стопроцентным коммунистам вход на её территорию воспрещён.
Когда наш пароход был одобрен властями Хьюстона, на борт хлынули разные делегации. Кого только мы не увидели! Даже баптисты нас посетили, но ничего из их болтовни толком не запомнилось, к сожалению. Из всей толпы к нам не пропустили только ребят из Народного трудового союза. Как-то это странно было — «народные», да ещё и «трудовые», а к нам нельзя. На самом деле, как потом оказалось, под этим гордым названием к нам прорывались внуки русских мигрантов двадцатых годов. Так что понятно, чего их отфутболили.
Через три дня мы наконец-то пошли в увольнение. Только отошли за угол, глядь, огромный форд стоит, тот самый на котором к нам приезжали НТСовцы. Они нас заметили и подошли сразу. Тут же засыпали вопросами, а нам и невдомёк, как правильно им отвечать. Парни предложили подвезти нас до Хьстона. Вот так и началась наша странная дружба: оставшиеся четыре дня они нам наперебой показывали город и водили по ресторанам. Я даже местную космическую базу видел — ту самую, куда американские астронавты звонят: «Хьюстон, у нас проблемы!». Внутрь, конечно, не попали, но и без того было интересно. В основном, вместе с ними мы ездили по «русским» местам. Почему-то НТСовцы считали, что нам непременно хочется в пельменную. Глупо. Нам бы по хорошему куску мяса в стейк-хаусе. Но угощали-то бесплатно, и отказываться было неловко.
— А почему они были такими щедрыми с вами? — я всё никак не мог взять в толк из-за чего незнакомые люди так много тратят на приезжих моряков.
— Очень хотели, чтобы мы в Штатах остались жить. Говорили, что помогут сделать грин карты, получить социальное жильё и пройти курсы языка бесплатно. Они готовы были на всё, лишь бы мы остались. Но никто, к чести сказать, тогда не клюнул. Мы же всё-таки комсомольцы, — дядя гордо ударил себя в грудь, — на дворе был декабрь и новый год мы бы уже отмечали на пути во Владивосток. Наши американо-русские друзья знали об этом и решили в дорогу всем сделать подарки. Экипаж был небольшой — всего двадцать пять человек, поэтому нас спросили, у кого какой вишлист. Мы тогда не поняли, поэтому они методично опрашивали каждого, чего же он хочет. Я вот, например, очень любил одеколон «Арамис». Его и назвал. В их магазинах такой стоил по семнадцать долларов, а зарплата у меня — всего сто пятнадцать. НТСовцы так запарились, что купили мне всю линейку бренда «Арамис». К сожалению, когда настало время прощаться, помполит собрал все наши подарки и тщательно их изучил. В результате мне достались только пена для бритья, лезвия и дезодорант…
Дядя скорчил недовольную мину, а мне было очень весело. Широкая улыбка во все зубы так и расплывалась на лице. Никогда не был в Штатах, но очень захотелось побывать именно в Хьюстоне и походить по тем местам, где «туземцы» так потратились на моего дядюшку, знакомя его с «родной культурой» на американской земле.
— Это всё хорошо, а с подарком-то, что будем делать? — тётя вернула нас из далёких стран к реальности.
— Та-а-а-к — я стал внимательно изучать Колин вишлист. — Он пишет, что любит настольные игры, крутые солнечные очки, купюры и монетки из разных стран, а ещё… вот… книги на исторические темы.
— О! — тётю вдруг осенило — Платош, давай подарим ему «Три возраста Окини-сан». Похоже, что ему нравятся исторические романы, да и твои рассказы про море он обожает… — тётушка погладила дядю по руке. — Да и торт его любимый испеку.
Моряк одобрительно кивнул. На том и сговорились.
Купание в Индийском океане
— Да зачем мне этот бассейн? У меня загрузка сейчас о-го-го, — Коля отчаянно спорил по телефону с мамой. Уже минут десять она доказывала, что плаванье полезно влияет на все группы мышц, помогает сбрасывать вес и «тэдэ» и «тэпэ». Брат же отказывался принимать её доводы наотрез. Оно и понятно: пока до бассейна доедешь, пока поплаваешь, пока вернёшься — ухлопаешь два часа, а то и больше. Разумеется, логичнее провести это время за компьютером или на худой конец сделать домашку. Поэтому Коля был непримирим, хотя чувствовалось, что ещё чуть-чуть, и они с мамой совсем поругаются. К счастью, беседу удалось прекратить раньше, чем наступила точка невозврата.
Дядюшка всё это время сидел в кресле и читал газету, подчёркнуто спокойно. Изредка он приподнимал бровь на моего воинственного братца, но затем вновь сосредотачивался на новостях. Коля повесил трубку, и дядя Платон внимательно на него посмотрел.
— Когда я учился в мореходке, — спокойно начал дядюшка, — был у меня один сокурсник Гоша Коднуеве. Парень как парень, только плавать не умел. После окончания училища он ещё лет шесть ходил по морям, так и не освоив сего полезного навыка. Забавно, но факт. Однажды мы решили научить его держаться на воде в добровольно-принудительном порядке. Для этого наша ватага каждый вечер вела Гошу на волнорез. Там мы брали его за руки за ноги и с раскачки бросали в воду. Глубина была небольшая, вода прозрачная, поэтому опасаться было нечего. Только обычно когда человек утопает, он сразу начинает барахтаться. А этот странный
