Торпедисты и наводчики сидели между трубами на платформе, совсем близко неслась крутящаяся, подернутая дымом вода. Тонкое лицо Филиппова, сосредоточенное, горящее румянцем, склонялось у боевой рукоятки.
С кормовой надстройки смотрел в бинокль низкорослый Бубекин. «Вот где, стало быть, запасной КП! — подумал Калугин. — Теперь останусь здесь, буду наблюдать отсюда».
Отсюда пойдут торпеды, здесь, за солидно покачивающимися наверху круглыми днищами шлюпок, ветер дул меньше, меньше обдавало брызгами.
Он промок насквозь, но заострился взгляд, тело пульсировало, как сплошное огромное сердце.
Удивительно быстро темнело. Редкие, проносящиеся горизонтально снежинки возникали из густеющих сумерек и тотчас терялись в них. Сквозь дымовую завесу маячил издали дрожащий темнокрасный свет.
— Это «Геринг» горит! — крикнул один торпедист.
— Только не вы его угадали, — с горечью сказал Снегирев. — Комендорам спасибо, подожгли фашиста. Теперь вы, торпедисты, должны поддержать честь корабля. На близкую дистанцию подойдем, подкрадемся в темноте, ударим так, чтоб не упустить добычи.
Он всматривался в лица торпедистов. «Еще не кончено дело, — думал Снегирев, — еще самое трудное впереди. Нужно, чтоб люди не ослабели, нужно внушить им, что самое трудное впереди, но мы добьемся победы».
Теперь море было почти черным, горизонт придвигался к кораблю, вода сливалась с небом в сплошную дымную непроницаемую стену. Багровый отблеск вдалеке стал меркнуть, исчез совсем. Значит, на «Геринге» потушили пожар, повреждение было незначительным, он может продолжать рейд.
— Вахтенный офицер, станьте к телеграфу, пройду в штурманскую рубку, — сказал на мостике Ларионов.
Лейтенант Лужков стал к тумбе телеграфа. Всматривался вдаль. Ни берега, ни вражеского корабля! Командир уменьшил скорость, корабль медленно шел в бескрайный, полный волнами и ветром простор.
«Промахнулись торпедами, — с болью думал лейтенант Лужков. — Была такая возможность, один случай в тысячу лет! Если бы еще пять минут снегопада, подошли бы к «Герингу» вплотную. Я здесь не виноват, правильно дал дистанцию и пеленг. И командир поступил правильно. «Геринг» поставил огневую завесу, все равно не подпустил бы нас ближе, не успели бы выпустить торпеды…»
— Немножко не дотянули, штурман, — сказал в рубке Ларионов.
Исаев поднял на него костлявое, длинное, иссеченное морщинами лицо.
— Нельзя ближе было подойти, Владимир Михайлович. Я видел, вы в самый последний момент отвернули.
— Запеленговали «Геринга» по отблеску пожара?
— Так точно, успел запеленговать. Вот он сейчас здесь.
Штурман показал место на карте.
— Так. Ловите его радиопеленгатором, может быть, выдаст себя каким-нибудь звуком. Ложусь на обратный курс, чтобы не оторваться от него. Должен атаковать, пока не затеряется в ночи… Спасибо, штурман, мастерски вывели меня на цель. Вы-то сделали свое дело!
Нескладная фигура Исаева вытянулась над столом.
— Служу Советскому Союзу, — взволнованно сказал штурман и крепко ответил на пожатие Ларионова. — О чем говорить, Владимир Михайлович!
Он снова согнулся над картой.
Когда Ларионов вернулся на мостик, было совсем темно.
— Право на борт, — сказал капитан-лейтенант. — Сто девяносто по компасу.
— Есть сто девяносто по компасу, — репетовал рулевой.
— Так держать!
— Есть так держать.
— Обе машины на полный!
— Есть обе машины на полный! — Лужков со звоном переложил ручки машинного телеграфа.
«Громовой» делал крутой поворот. Снова прямо перед ним лежали теперь невидимые Тюленьи острова. Командир снова вел корабль на сближение с врагом.
Он взял микрофон, нажал кнопку над подписью «Боевые посты». Его негромкий, но очень размеренный голос разносился по верхней палубе, у пушек и торпедных аппаратов, в машинных отделениях, в артиллерийских погребах, по всем боевым отсекам.
— Боевые друзья, — говорил Ларионов, — мы снова идем на сближение с «Герингом». Сблизимся с ним вплотную, чтобы выпустить торпеды наверняка. Уже темная ночь, ему трудно нас обнаружить, мы засекли его место по отблеску пожара. Если заметит нас раньше срока, дадим залп осветительными снарядами, постараемся ослепить его комендоров. Требую, чтоб каждый боевой пост мгновенно и точно выполнял приказы.
«Громовой» мчался сквозь мрак. Ни слова, ни движения на боевых постах; все приготовились к бою, затаили дыхание, глядя вперед. Только гудели вентиляторы и плескалась во мраке вода.
Склонясь над трубами торпедного аппарата, стиснув на боевой рукоятке пальцы, Филиппов всматривался в ночь.
Наводчик Вася Рунин близко припал к штурвалу наводки, его голова ушла в высоко приподнятые плечи. Рядом вглядывался вдаль Саша Тараскин.
Где «Геринг», этот ненавистный вражеский корабль, это олицетворение всего подлого и злого, всех несчастий, нависших над Родиной и миром?
Впереди была сплошная темнота, в нее врезались чуть видимые в темноте бак корабля и мостик. И вот в этой темноте вспыхнула огромная, ослепительно яркая звезда, и, развертываясь от нее, луч прожектора побежал по пенистым серым волнам.
Звезда, казалось, была совсем близко.
Совсем близко «Геринг» включил боевой прожектор, шарил им по воде. Длинная световая лапа промчалась над мачтами «Громового», опустилась ниже, вырвала из темноты мостик и трубу.
Но «Громовой» рванулся в сторону, нырнул в темноту. Лапа снова нащупывала его.
— Осветительными! — скомандовал Ларионов.
— Осветительными! — Прицел… и целик… Залп! — крикнул в телефонную трубку Агафонов.
Ударили орудия «Громового». Вокруг было попрежнему темно, но вдалеке четыре голубых, осыпающихся длинными брызгами солнца повисли в черном небе. В сиянии осветительных снарядов возник серебристо-серый силуэт вражеского корабля.
Вдоль его борта тоже вспыхнули прямые огни, но его осветительные снаряды разорвались в стороне от «Громового», озарили пустую лаково-серую воду. «Ушли от прожектора!» — думал Калугин. Попрежнему мимо бортов мчалась вода, темнели согнутые спины наводчиков, Филиппов стоял, держась за боевую рукоятку.
В голубом свете «Геринг» вырастал все ближе. Высокобортный, длинный, с уходящим в небо штопором главной мачты. «Идем на него, идем прямо на него», — думал Филиппов.
— Аппараты товсь! — звучал в сознании голос лейтенанта Лужкова. Рунин крутил рядом штурвал, и платформа медленно вращалась, торпедисты нащупывали тяжелый крейсер.
Но прожектор «Геринга» снова настиг их широким ослепительным лезвием. С борта «Геринга» грянул залп, воздух задрожал от полета тяжелых снарядов.
