– Ну, это давние дела, – кивнул я, уже научившийся стыдиться своего прошлого. – На будущее у меня совсем другие планы.
– Вот как? Теперь ты, стало быть, выше этого? – с некоторой горечью осведомилась она. – И чем же ты думаешь заняться? Да! Знаешь, тут такой шум поднялся, когда ты пропал. Хозяин искал тебя повсюду.
– Мистер Льюис? – встревоженно спросил я.
– Ага, тот, в чьем доме ты жил.
– Ну да, о нем я и говорю.
– Помню, как он поцапался с ярыжками – услышал, что ты сбежал и что без них дело не обошлось. И пожелал, чтобы они заплатили ему за ущерб. А они сказали: ты, дескать, никаких прав на мальчишку не имеешь, ты ж ему не отец и вообще никто, вот и иди займись своими делами. Его это не порадовало, ты уж поверь. Он несколько месяцев ни о чем другом говорить не мог. Потом, конечно, забыл – не такое уж ты и сокровище, Джон Джейкоб Тернстайл…
– Да я и не думал никогда…
– Но злился он жутко. Я бы на твоем месте постаралась с ним не встречаться.
– Так он еще жив?
– Более чем.
– Я приехал лишь для того, чтобы снова увидеть Портсмут, – сказал я. – Надолго тут не задержусь.
Флосс отпустила несколько оскорбительных замечаний на сей счет – дескать, я считаю теперь, что слишком хорош для такой дыры, как Портсмут, – но тут она была не права. Ничего подобного я не думал. Просто на уме у меня было другое. Другие планы на будущее.
После полудня я оказался в другой части города – обедал в харчевне, оплатив это удовольствие из собственного кармана, и наблюдал за пареньком лет девяти-десяти, который маялся на другой стороне улицы у галантерейной лавки, милый такой мальчишка, светлые волосы, голубые глаза, худоватый немного. Я вмиг понял, чем он там занимается, на лице его застыло выражение человека, ждущего возможности сделать удачный ход.
В лавке находились джентльмен и леди, она примеряла шляпки, и я даже с моего места в харчевне видел бумажник, который торчал из кармана джентльмена. Я бы этот бумажник упер в два счета, никто бы и не заметил, но паренек большим проворством не отличался. Наблюдая за ним, я понял, что его враз схватили бы за руку и отдали полицейским. Я уж собрался встать, подойти к нему, предостеречь от ужасной ошибки, но не успел – меня опередил другой человек.
Он подошел к мальчику с моей стороны улицы – по-видимому, стоял слева от окна, у которого я сидел, потому я его и не видел, – подошел и схватил мальчика за запястье, оттащил в темный угол под навесом и стал выговаривать ему – не за то, что он маленький вор, а скорее за неумелое исполнение им своей роли.
Наблюдая эту сцену, я почувствовал, как все только что мною съеденное просится наружу. Мне очень хотелось отвернуться и удрать, однако ноги не понесли бы меня, я оцепенел.
И наверное, взгляд мой был слишком пристален, потому что мужчина перестал корить мальчугана, замялся, словно почувствовав, что за ним наблюдают.
А потом повернулся ко мне, сощурился и наши взгляды встретились.
Впервые за два с половиной года я смотрел в глаза мистера Льюиса. А он смотрел в мои.
Времена изменились. Если бы мы встретились через несколько месяцев после моего исчезновения, возможно, он просто подошел бы ко мне, грубо схватил за руку, отволок в темный переулок и избивал бы, пока из моих ушей не хлынула кровь. А может, и убил бы. Или запер на верхнем этаже своего заведения и заставил работать днями напролет, пока я не верну ему то, что задолжал. Трудно сказать. Я знаю только, что оба мы сильно изменились, – вернее, изменился я: вырос, обрел уверенность в себе, и потому ничто из перечисленного он делать не стал. Просто пошептал что-то мальчику на ухо, не сводя с меня глаз, и отослал его, а после с самым беззаботным видом, с полуулыбкой на физиономии прислонился к стене и стал ждать, когда я покончу с обедом и выйду.
Внешне он остался таким, каким сохранила его моя память, уж я-то узнал бы его мгновенно, разве что виски стали чуть седее, чем в 1787-м, да круги под глазами сделались заметнее. Ну а во всем прочем он был прежним – грубым скотом, не стесняющимся почесывать у себя в паху посреди улицы, по которой ходили леди.
Я посмотрел на остатки своей трапезы и понял, что доедать не стану. Аппетит пропал. Посидел, не понимая, что делать дальше, – впрочем, выбор у меня был невелик. Выйти из харчевни я мог лишь на улицу, бежать мне было некуда. Придется встретиться с ним лицом к лицу.
Когда я вышел, он отвесил мне низкий поклон, да еще в воздухе руками покрутил, как будто приветствовал заезжую особу королевских кровей.
– Боже мой, мастер Тернстайл, – сказал он, – не сойти мне с этого места. Отправляясь поутру на работу, я скорее короля Георга мог надеяться повстречать, чем вашу милость. Однако видеть тебя я рад, это уж точно.
– Добрый день, сэр, – ответил я и нервно сглотнул, а подходить к нему слишком близко не стал. – Рад, что мое появление доставляет вам такое удовольствие, хотя, называя ваш род занятий работой, вы совершаете надругательство над смыслом этого слова, не правда ли?
– Ах, чтоб тебя! – Он усмехнулся. – Это где ж ты, позволь спросить, так говорить насобачился? Я слышал, что ты в море ушел деньгу загребать, а не поступил в университет, чтобы выучиться на красную девицу.
– Какой я ни есть, я таков, каким меня сделали вы.
– Да, паренек. – Он подступил ко мне, взял за руку и повлек к гавани – людей там было поменьше, мы могли поговорить с глазу на глаз. – Это уж точно, тебя сотворил я. Я – твой создатель. А ты покинул меня, неблагодарное дитя.
– По моим сведениям, меня сотворили мои родители, мистер Льюис, – ответил я. – Вы же просто подобрали меня на улице.
– Я твоих родителей помню, – сказал он, опускаясь на скамью. Я тоже сел, но не вплотную к нему, между нами вполне мог поместиться кто-нибудь третий. – Папаша твой был забулдыгой, а мать потаскухой. Разве я тебе об этом не говорил?
– Нет, сэр.
Можно было просто уйти, да мне не хватило духу. Ну и сказать ему кое-что следовало.
– Да, вот такими они были людьми, – продолжал он. – И поскольку они были такими, то я думаю, тебе повезло, что ты вырос на руках человека вроде меня. Или я тебя не кормил?
– Кормили, сэр, и всегда обильно.
– Не давал тебе на ночь постель?
– Давали, сэр, и не всегда пустую.
Он прищурился, немного склонил голову набок:
– И ты не испытываешь ко мне благодарности, мальчик? Не считаешь себя связанным со мной долгом чести?
– Я помню, что проводил дни, бродя по улицам и прибирая к рукам вещи, которые мне не принадлежали, а прибрав, относил вам, и вы набивали ими ваши сундуки, – резко ответил я. – И помню, как зарабатывал для вас и того больше, участвуя в потехах, до которых вы были столь падки.
– Я, мальчик? – усмехнулся он. – Ну, это уж перебор. По моим воспоминаниям, это ты был падок до них как никто.
Нижняя челюсть моя выпятилась, кулаки сами собой сжались; мистер Льюис заметил это, но нимало не испугался.
– Ну что, мальчишка? – спросил он. – Хочешь ударить меня? Драку решил затеять? Так тут ярыжек полно. Ты не думаешь, что они тебя в тюрьму за это отволокут? Возможно, так оно было б и лучше для всех заинтересованных сторон. В конце концов, ты же в нее и направлялся, когда тебя у меня украли.
– Нельзя украсть у человека то, что ему не принадлежит, – возразил я, и что-то в этих словах заставило его побагроветь, резко склониться ко мне и схватить меня за грудки.
– Ты принадлежал мне, мальчишка, – заявил он. – Душой и телом. Ты здорово задолжал мне за эти два с половиной года, и уж я позабочусь, чтобы ты расплатился со мной сполна.
– Ну нет, – ответил я, отстраняясь от него, хотя, должен сознаться, уверенности во мне поубавилось. Власть, которую он имел надо мной когда-то, словно бы возвращалась назад.
– Ты вернешься ко мне и отработаешь долг или, клянусь, сильно пожалеешь. Паренек ты все еще смазливый, на пару лет работы тебя хватит.
