– Можно оказаться в ситуации, когда долг заставит, – возразил Роберт Глостерский.
Видимо, он не был уверен в своем зяте. Если Ранульф де Жернон перейдет на сторону короля Стефана, я, как его вассал, буду обязан воевать с его врагами.
– Будем надеяться, что это не случится, – произнес я.
Но мы оба понимали, что, если дела у императрицы Матильды и дальше пойдут также плохо, то обязательно случится.
– В любом случае всегда можно заплатить щитовые деньги и не принимать участие в нападении на друзей, – добавил я.
– Рыцари предпочитают получать деньги, а не платить, – резонно заметил граф Глостерский.
Ему была непонятна психология верности. В его обществе на первом месте стоит выгода. Постараюсь объяснить свою верность понятным ему языком.
– Я – не такой, как все. Мне море приносит больше, чем самый удачный сухопутный поход. Поэтому могу выбирать, в какой пойти, а в какой нет, – сказал я. – К тому же, не люблю подчиняться… не слишком умным людям.
Граф Глостерский понял, что я намекаю на короля Стефана.
– С противником нам повезло, – ухмыльнувшись, сказал Роберт Глостерский.
– Как сказать, – возразил я. – Если война затягивается, значит, силы, в том числе и силы ума, одинаковы.
– У него умные советчики, – сообщил граф Роберт.
– Нам бы они тоже не помешали… – произнес я.
Роберт, граф Глостерский не хотел обсуждать действия императрицы Мод, поэтому сменил тему разговора:
– С какой целью пришел сюда?
– Захватил два ирландские судна со скотом. Думал, продать на нужды армии, но, как заметил, ряды ее сильно поредели.
– Я куплю этот скот. Даже поредевшую армию надо кормить, – заявил граф Роберт. – А армия скоро увеличится. Собираюсь отправиться в Анжу, попросить помощи у Жоффруа, мужа Матильды.
– Я слышал, он успешно воюет в Нормандии, – поделился я слухом.
– Да, – согласился Роберт Глостерский, – если так и дальше пойдет, через пару лет вся Нормандия будет его.
– Бог ему в помощь! – пожелал я и добавил шутливо: – Вдруг у нас тут станет совсем плохо, попросимся к нему на службу.
– Я замолвлю за тебя словечко, – также шутливо произнес он.
– Буду признателен! – произнес я.
– Слушай, а почему бы тебе не отвезти меня в Анжу? – пришло в голову графу Глостерскому. – Мне понравилось твое судно. Идет намного быстрее, устроено удобнее. – Не дожидаясь ответа, он решил: – Я тебя нанимаю.
– Рад помочь! – осталось мне привычно произнести.
В Бискайском заливе нас маленько потрепало. Это еще одно веселое место на планете, где если не шторм, так зыбь высокая. У меня было подозрение, что Атлантический океан сгоняет в угол, образованный выступающим северным берегом Пиренейского полуострова, все временно ненужные волны и ветра́. Бискайский залив для него – что-то типа кладовки.
В устье Луары взяли лоцмана – сухощавого мужчину лет сорока пяти с морщинистым, обветренным лицом и почти бесцветными глазами, отчего казался слепым. Он сомневался, что без помощи весел сумеем добраться до Анжера. Груза у нас не было, только пассажиры и вода и провиант для них, сидели неглубоко, поэтому важнее был ветер, чем течение. Днем дул свежий юго-восточный ветер, особенно ближе к полудню, который на ночь стих. Мы встали на якорь, а утром, когда ветер опять задул, отправились дальше. На второй день после полудня добрались до Анжера, который располагался на реке Мен, левом притоке Луары.
Город был обнесен каменными стенами высотой метров восемь с круглыми и прямоугольными башнями. Особенно впечатлял замок. У него ров был шириной метров пятнадцать, а стены поднимались метров на десять. Башни круглые, с бойницами в виде креста, чтобы одновременно могли стрелять и лучник в вертикальную просвет и арбалетчики в горизонтальные по бокам от него. Двор был разделен на три части, каждая из которых была автономным оборонным сооружением. Донжон возвышался метров на двадцать и еще метров по пять – четыре башни по его углам. В холле на стенах висели обои из ткани с библейскими сюжетами, потолок расписан под небо, одновременно и ночное и дневное – Солнце соседствовало с Луной, планетами, Млечным путем, зодиакальными созвездиями, а пол был вымощен мозаикой, изображавшей карту Земли плоскую и заканчивающуюся на востоке Кавказскими горами и Персидским заливом. На окраинах были изображены фантастические чудовища. Они были сделаны более реалистично, чем сама карта. Мебели в холле было намного больше, чем в у графов Глостерского или Честерского. Чувствовалось более сильное римское влияние. Точнее, здесь его не так сильно забыли, как в Англии.
Жоффруа, имеющий прозвища Плантагенет и Красивый, граф Анжу, Мена и де Мортен, был привлекательным мужчиной среднего роста в возрасте под тридцать, с рыжеватыми волосами до плеч, короткой бородкой и усами, голубыми глазами. На нем была синяя шапка типа высокой пилотки с вышитыми по бокам золотыми львами, которые как бы подняли в начале прыжка передние лапы и отталкиваются полусогнутыми задними, причем хвосты были наклонены вперед, к головам. Нижняя туника длиной почти до ступней, тоже синяя и с золотыми горизонтальными широкими полосами, а верхнее блио – зеленое и с такими же золотыми полосами, между которыми были золотые ромбы с вытянутыми углами, отчего напоминали кресты. Подпоясан сплетенным из золотого шнура ремнем, на котором висел небольшой кинжал с рукояткой из слоновой кости и в золотых ножнах. Туфли зеленые, с черными, острыми, но не загнутыми вверх, носками. Окружала его не менее нарядная свита. Разве что я богатством наряда мог потягаться с ними, потому что нацепил на себя все блестящие предметы, которые только имел под рукой.
Жоффруа Плантагенет обнял и расцеловал Роберта, графа Глостерского. Злые языки утверждают, что к брату своей жены он относился лучше, чем к ней самой. Они сразу ушли в одну из боковых комнат, оставив свои свиты посреди холла. Хозяева опросили, кто мы такие. Я представился Александром, бароном Беркет. Среди свиты графа Анжуйского оказалось три барона, все не старше своего сеньора. Поскольку я оказался единственным бароном из свиты графа Глостерского, эти трое сразу пригласили меня в дальний конец холла, где стояли три скамьи из красного дерева, рассчитанные каждая на четырех человек, на которых лежали синие с золотым шитьем подушки. Едва мы сели на них, как нам принесли кубки из зеленоватого стекла, в котором застыли пузырьки воздуха, и налили белого вина. Остальным рыцарям ничего не предложили, они так и остались стоять в центре холла. Бароны расспросили, кто я, сколько имею земли. Рассказали, сколько стоят сами. В общем, померились членами. Мой оказался самым коротким. Анжуйцы снисходительно простили мне это.