Липнут к нему девчата. На Байкале тоже двум сразу голову морочил...
Катер боком терся о сваи, слегка стукался и покачивался. Поскрипывали кранцы между привальным брусом и сваями причала. Совсем рядом, за тонкой металлической стенкой плескалась чугунная вода. Федор почти физически ощущал ее тяжесть.
Тихо. Ночь.
И вдруг в немой выси родился какой-то звук. Он все нарастал и, переходя в пронзительный тошнотворный свист, забивал уши, нос, рот.
Федор, никогда не слыхав раньше такого свиста, вдруг всем своим существом понял, что это падает бомба.
Он вскочил и больно ударился головой о подволок. Хотел схватиться за голову, но рука тут же онемела от удара локтем о переборку. Морщась от боли, свалился кулем вниз.
Свист оборвался на высокой звенящей ноте тяжелым, плотным взрывом.
И вдруг захлопало, зазвенело, затрещало вокруг, озарив кубрик трепетным багровым светом.
Оцепенев, Федор прилип к иллюминатору...
И только позднее Федор восстановил по порядку всю картину ночного воздушного боя.
...Голубые мечи прожекторов в куски рубили аспидно-черное небо, то скрещиваясь в высоте, то расходясь в стороны и втыкаясь в сопки. Вслед за ними пунктирили ярко-малиновые и бело-зеленые пулевые трассы. Ровно шили зенитные пулеметы, и совсем рядом, над головой, грубо, со звоном хлопало скорострельное зенитное орудие; и Федору казалось, что он чувствует удары теплой воздушной волны в грудь.
С противоположного берега залива, с порта, доносились приглушенные пулеметной трескотней взрывы, вспыхивали зарницы. Потом где-то, как показалось, очень далеко, багровым зыбким полотном заколебался слабый свет пожара.
— По порту бьют, — шепотом выдохнул Толик.
— Сейчас нам дадут... — подал голос Женька.
Сдавив плечо Федора горячими чугунными пальцами, в затылок прерывисто дышал Степан.
— Ты куда? — спросил он Женьку, на миг оторвав взгляд от иллюминатора.
Бабкин скакал на одной ноге, натягивая на другую сапог.
— На именины! Мать твою... этот сапог!
И вдруг все смолкло. Странная плотная тишина заполнила уши, будто водой их налили.
Только два голубых луча еще долго и судорожно шарили по небу, да раз протянулась в черный зенит запоздалая тлеющая трасса.
И вновь стал слышен скрип кранцев, плеск волны за бортом.
Степан жадно курил, пуская дым в открытую дверку железной печки. Огонек то вспыхивал, озаряя черные рябинки, то гас, и лицо Степана становилось расплывчатым пятном.
Долго не спали ребята.
Уставившись в темень, вздрагивали от случайных звуков. Вот тебе и мирная жизнь! Нет, все же это и вправду прифронтовая полоса.
Под утро забылись коротким настороженным сном.
Утром сизо дымился залив, ртутно поблескивала в разрывах тумана вода. Сквозь зыбкую пелену выступали рубки стоящих у причала катеров, а дальше, на рейде, смутно вырисовывался силуэт какого-то боевого корабля: не то эсминца, не то линкора.
Глухо пробили корабельные склянки.
Шуршала на воде ледяная крошка. У борта серебрилась узкая лента ледового припая.
Поеживаясь от знобкой свежести, Федор стоял на палубе и вдруг в разрыве седой пелены увидел, что далеко в небе идет воздушный бой. Федор замер. Опять!..
Самолеты, как сумасшедшие, носились друг за друга, сшибались, вертелись, то припадая, то возникая. Слышался глухой ровный стук пулеметов.
— Опять бой! — ошалело крикнул Федор в кубрик.
Толкаясь и застревая в дверях, ребята вывалили на палубу. Уставились, куда показал Федор.
— Черт! Часто, однако... — побледнел Женька.
Однотонный ровный звук пулеметов стал еще явственнее. Которые же самолеты наши? Не разобрать.
С соседнего катера перемахнул через леера матрос в бушлате и мичманке, чудом державшейся на затылке.
— Привет, славяне! — гаркнул, как ни в чем не бывало. — Пополнение? Давай знакомиться. Старшина второй статьи Демыкин.
Был он высок, с непропорционально малой головой; лицо с мелкими чертами и красивым, тонким ртом. Из-под бушлата выпирала могучая, обтянутая тельняшкой грудь.
— А чего вы такие напуганные? — В насмешливых карих, с золотинкой глазах появилось удивление.
— Воздушный бой, — кивнул Федор, стараясь скрыть дрожь в голосе.
— Где? — насторожился старшина, цепко вглядываясь по направлению Федоровой руки. Минуту он внимательно всматривался — и вдруг раскатисто грохнул: — Ха-ха-ха!.. "Воздушный бой!" Ха-ха-ха! Это же чайки кружат!
Ребята оторопели.
— А пулеметы? — неуверенно запротестовал Федор.
— Какие пулеметы? — сразу оборвал хохот Демыкин.
— Ну вот, слушай.
Демыкин прислушался и прямо-таки застонал, хватаясь за бока.
— "Пулеметы!" Ха-ха-ха! Это же рейсовый идет с Каботажки. Рейсовый катер, славяне! Ох-ха-ха! Мотор стучит. Ой, умру!..
Федор готов был провалиться.
— Что ж, ошибиться может каждый, — раздался голос с пирса. — Я тоже сначала подумал: бой.
Ребята оглянулись.
На причале стоял офицер в "канадке" с откинутым капюшоном. Снизу он показался высоким, но когда ловко сбежал по сходням на катер, стало ясно: маленький, с Толика ростом.
— Зря смеетесь, товарищ старшина второй статьи. — В голосе послышались сухие нотки. — И почему вы одеты не по форме?
— Виноват, — вытянулся Демыкин.
— Идите и оденьтесь по форме.
— Есть! — гаркнул Демыкин и снова перемахнул через леера. Спина его вздрагивала от сдерживаемого смеха.
— Ну что ж, давайте знакомиться, — сказал офицер. — Лейтенант Свиридов, парторг отряда.
Ребята доложили свои звания и фамилии.
— Пойдемте в кубрик, — предложил лейтенант, быстро окинув взглядом раздетых ребят. Ресницы его чуть дрогнули в улыбке. — Чего тут закаляться?
В кубрике лейтенант Свиридов снял "канадку", давая понять, что располагается надолго, и ребята увидели на кителе два ордена Красной Звезды.
У лейтенанта было круглое румяное лицо, пухлые губы, белые короткие ресницы и аккуратно зачесанные набок светлые волосы.
— Ну, как расположились? Как первая ночь на Севере? Не беспокоило? — спросил парторг.
— Слегка беспокоило, — в тон лейтенанту ответил Толик. — Знаете, какой-то приглушенный шум в небе и сияние... Северное, видимо!
Лейтенант улыбнулся, принимая шутку, и сказал:
— Да, северное. Но такой кордебалет не всякую ночь и не всякий день. Даже наоборот, чаще спокойно, чем шумно. И работа наша с вами тоже не шумная.
И вдруг спросил прямо.
— Ехали сюда, думали, что сразу на фронт? Сразу немцев бить?
