Однажды я пришел в гавань рано утром. В воздухе тихо. Всюду непроницаемый туман. Словно окунувшись в мутную воду, я осторожно шагаю по каменному берегу, угадывая путь лишь потому, что мне все здесь знакомо. В помощь невидимому солнцу горят фонари, выделяясь в воздухе желтыми пятнами. Густой, похожий на бурый дым туман волнуется, плотнея в одном месте и редея в другом, скрывая море, небо, город. Глядя на эти клубы, бесшумно ползущие, как привидения, над землей и гаванью, все время ждешь какого-то необыкновенного события. Кругом ничего не видно, но это не останавливает работ. Гавань живет своей напряженной жизнью, полной неясных, смутных движений и разнообразных звуков. Раздвигая мутные воздушные волны, на мгновение показываются ломовые подводы, паровозы, люди, суда, едва намечаясь слабыми очертаниями, и сейчас же исчезают совсем, скрываясь в толпе колыхающихся привидений. Беспрестанно звонят судовые колокола, отбивая рынду, тревожным гулом меди оглашая всю гавань. Со всех сторон, приближаясь и удаляясь, несется истерический вой сирен, но думается, что это зловеще кричат крылатые чудовища, рея в непроглядном воздухе. Я иду дальше, мягко окутанный клубящимися волнами тумана, и все мне кажется призрачным и загадочным.
Часам к десяти от тумана не осталось никаких признаков. В этот день, гуляя по берегу, я понял, что мне трудно жить на земле. Море зовет меня, зовет властно своим простором, своей свободной стихией, своими ароматами, криками чаек, торжественными гудками отходящих пароходов. И хотя я знаю, что там, за хрустальным горизонтом, за раскинувшейся ширью, за гранью голубого купола, опрокинувшегося над такою же голубою равниной вод, встречусь с такими же берегами, застроенными всевозможными зданиями, заселенными заботливыми людьми, но все равно меня неодолимо тянет туда.
Пока что я твердо храню свое решение не пускаться больше в плавание, но вместе с тем мне почему-то нравится зубрить морские книги. Для этого я ухожу далеко за город и располагаюсь в избранном мною местечке на песке, между двух камней, у самого моря.
Как-то вечером я засмотрелся на закат, подернувший розовой дымкой всю водную пустыню, и не заметил появления Амелии.
— Я знала, что встречу вас здесь, — протягивая мне руку, сказала она с веселым смехом.
— Почему? — спрашиваю я, вскакивая на ноги.
— После полудня я издали видела, что вы направились вдоль берега в эту сторону.
Как две зеленых звезды, ласково мерцают ее глаза, невольно заставляя меня улыбаться.
— Я вас давно разыскиваю. Мне нужно расспросить о своем брате. Ну, как он поживает, куда направляется, когда думает вернуться в Англию?..
Амелия осторожно садится на камень, предварительно сдув с него пыль, чтобы не запачкать своей темно-синей юбки, а я опускаюсь возле нее прямо на песок. Прозрачная белая кофточка и такая же белая панамка красиво оттеняют ее лицо, покрывшееся здоровым загаром. На груди у нее краснеют розы. Отвечая на все ее вопросы, я подробно рассказываю при этом о нашей тяжелой жизни на «Нептуне», не упуская ни одной мелочи.
— Это ужасно, что вам приходится выносить, — слушая меня, восклицает по временам Амелия, лицо ее становится печальным, будя во мне доброе чувство к ней. — Бедный мой брат!..
Гаснет закат, меркнет море, словно линяя, на небе робко загораются звезды.
Амелия снимает с своей груди розы, выбирает лучшую, подает ее мне, говоря:
— От всего сердца.
— Такого же яркого, как этот цветок, — добавляю я, принимая подарок.
Амелия светло улыбается.
— По описанию Билля, я думала, что вы совсем погибли.
— Нет, я еще поживу.
— Очень рада за вас.
Помолчав, она говорит, играя оставшимися у нее розами:
— О, если бы только письмо от Билля пришло на три дня раньше…
— То? — спрашиваю я.
— Ничего… Жизнь моя могла бы сложиться по-другому…
Последние ее слова, скрытый смысл которых для меня ясен, окрыляют меня, и ко мне снова возвращаются бодрость и вера в себя.
Кругом безлюдье и тишина. В море загораются огни рыбачьих лодок, вспыхивает маяк, посылая радость возвращающимся морякам, приветно извещая их о близости земли. Весь город залит мерцающими огнями, над ним, раздвинув тьму, висит матовый отсвет.
Амелия становится веселее, сочный голос ее вздрагивает. Рассказывая мне что-то о театре и своей подруге, она смеется, и серебряная трель ее смеха удивительно гармонирует с тихими всплесками волн.
— Брат мой уверен, что я уже вышла замуж за вас. Он вас очень хвалит. Жаль, что я не захватила с собой письма: в нем вы прочитали бы о себе целую повесть. Между прочим, он сообщает, что когда вы лежали в обмороке, то будто бы произносили мое имя и назвали меня любимой… Правда это?
Мне хочется крикнуть, что все это правда, что она и теперь для меня, как солнечная сказка, но признаться в этом стыдно и, кроме того, досадно, что она задает мне такой вопрос. Я отвечаю с напускной холодностью:
— Может быть… Не помню…
— Какой вы серьезный! Я хотела бы, чтобы мы остались друзьями. Понимаете? На всю жизнь друзьями…
— Почему же нам быть врагами? Делить нам нечего. Все разделено, все поставлено на свое место.
— Вы ужасно злой человек!
Неясная черта горизонта загорается ярким заревом, а через минуту-другую, гася мелкие звезды, медленно поднимается полная луна, протягивая к нам широкую, словно усыпанную серебряной чешуей, полосу отражения. Воздух становится синим, далекие здания города и извилистый берег принимают более четкие контуры.
Мы долго молчим, глядя на просветленную ширь моря.
— Ну что же, вы довольны своей судьбой? — спрашиваю наконец я, тяготясь нашим молчанием.
Метнув на меня недовольный взгляд, Амелия быстро отвечает:
— О, конечно!.. Муж меня боготворит. Так едва ли кто может любить. Он для меня не задумается сделать что угодно, хотя бы преступление, хотя бы это грозило его собственной жизни…
— А вы его?
— Само собой разумеется, что он не остается без ответа. Его нельзя не любить. Это удивительный человек! Смелый, прямой и красавец! Для меня мучительны те часы, когда он находится на службе. Ах, как хорошо быть постоянно вместе с любимым человеком!
Закинув вверх руки, Амелия поправляет пушистые волосы, необыкновенно привлекательная в сиянии луны.
— Нам пора идти, — подавленно говорю я, чувствуя зависть к своему сопернику.
— Да, пора, — отвечает она с обидой в голосе.
Но мы продолжаем сидеть, словно пригвожденные к берегу.
— Я была знакома со многими мужчинами. Некоторые из них мне очень нравились. Но теперь все они кажутся мне ничтожными в сравнении с моим мужем…
