Самое удивительное в этом доме — дверь.
Она горизонтальна. В нее смотришь, как в окно. Тихо покачивается ее блестящая поверхность. Неверные голубые полосы сходятся и расходятся за ней.
Наклонись, тронь эту дверцу ладонью — дверь колыхнется и уступит, пальцы пройдут сквозь нее.
Зыбкая дверь — это поверхность воды. За ней — мерцающий свет, отраженный от дна, и пятнистый ковер водорослей под домом.
КАКАЯ ЗАВТРА БУДЕТ ПОГОДА?
Бывает так. Принесет радист капитану прогноз погоды:
«Завтра в северо-западной части Черного моря ожидается холодная ветреная погода…»
Капитан посмотрит прогноз и скажет:
— Это я и сам знаю!
Кто предсказал ему погоду? Приметы.
Примет на корабле много. «В понедельник в море не выходи». «Женщина на корабле к несчастью». «Тринадцатого числа стой в порту»… Такие приметы — глупости. Придумали их ленивые, злые люди.
Придумали для того, чтобы оправдать свои неудачи или чужое безделье.
Приметы погоды — иное дело. Их еще называют — местные признаки. Собирали их моряки веками. Проверены они тысячи раз. Если спросить ученых, каждой примете они подберут объяснение. Вспомните медуз: они уходят от берегов потому, что слышат приближение шторма.
Вот несколько местных признаков погоды. Запомни их.
• Если на рейде дымы из труб кораблей поднимаются прямо вверх — сохранится хорошая погода.
• Если дым при штиле стелется по воде или по суше — скоро наступит ненастная ветреная погода.
• Если солнце село в воду — жди хорошую погоду.
• Если солнце село в тучу — берегись, получишь бучу.
• Чайка ходит по песку — моряку сулит тоску.
• Если чайка села в воду — жди хорошую погоду.
• Перед штормом рачки-бокоплавы выбираются на берег подальше от воды, а рыбы и медузы уходят от берегов, скрываются в глубину.
• Ласточки кружатся высоко вверху — к хорошей погоде.
• Ласточки летают над самой водой — к ненастью.
Мимо нас прошел учебный барк. Низкий, длинный, с белыми башнями парусов над палубой.
Кто-то из пассажиров вздохнул и сказал:
— Прямо летит! Вон он — наследник бригантин.
Но барк не летел, а плыл. Он теснил носом воду, глубоко врезался в нее килем.
Затем из-за мыса показался катер. Он только что вышел из порта и двигался медленно. Катер прошел немного, и вдруг из-под его кормы вырвался белый бурун. Катер помчался быстрее, еще быстрее и наконец, не торопясь, словно нехотя, стал вылезать из воды. Вышли на воздух борта, повис над водой киль. Катер шел, опираясь только на короткие доски-крылья под днищем. Он почти летел.
За ним показался второй тупоносый, широкий, как лапоть. С прямыми обрубленными бортами. Моторы его ревели так, что было слышно у нас на палубе. Он шел, зарываясь в воду, разводя большую волну. Но вот и он добавил моторам обороты, приподнялся и понесся, совсем не касаясь днищем воды. Он утюжил волны, выметывал из-под бортов пену. Он летел по-настоящему.
Я подумал, что катерам не хватает стройности барка, его крылатых парусов, но все-таки именно они, катера, — настоящие наследники бригантин.
Катер на подводных крыльях скользит по воде, опираясь на них. Только гребной винт его погружен в воду.
Катер на воздушной подушке движется иначе. Сильные моторы гонят под его днище струи воздуха и поднимают катер. Он скользит не по воде, а по слою воздуха.
Как памятник погибшим морякам-героям лежит якорь на набережной Новороссийска.
Когда корабль вернулся из плавания: когда он вошел в порт?
Нет.
Однажды мы возвращались с моря. Вошли в Цемесскую бухту. Увидели Новороссийск.
С берега дул сильный норд-ост. Он нес запах цементной пыли и городского дыма. Все места у причалов были заняты. Нам приказали стать на якорь. Якорь пополз. Мы качались посреди рейда. На палубе, постукивая, скрежеща, то напрягалась, то ослабевала якорцепь. Где-то под нами, в темной глубине, лапы якоря то цеплялись за каменистое дно, то срывались и начинали скользить.
Мы промучились с якорем всю ночь. Мы не включали якорных огней, не отпускали матросов с палубы. То и дело звенел машинный телеграф и винт под кормой начинал медленно вращаться, удерживая судно на месте. Ветер, сваливаясь в бухту с бледно-зеленых, освещенных луной гор, выл торжествующе и зло. Только утром, когда он стих, мы, выбрав место поближе к берегу, стали на якорь и отпустили команду отдыхать.
Этой ночью мы считали себя в плавании. Мы плавали, волоча якоря.
Когда же корабль вернулся из плавания? Когда его якорь «забрал», то есть зацепился за грунт.
Первым якорем был простой камень. К нему привязали веревку и бросили за борт.
Прошли века, якорей придумано сотни. Но до сих пор считается: хороший якорь тот, который прост.
Якорь Холла
Грибовидный якорь подводной лодки
Мертвый якорь. На такой якорь ставят буи и бочки. Ставят надолго, намертво.
Якорь Матросова
Адмиралтейский якорь со складным штоком.
Вот почему якорь держит крепко, а выбирать его легко. Надо только поднять веретено якоря.
Прошел по морю слух, что появилась в нем новая рыба.
Собрались морские жители, потолковали и решили послать к ней ласкиря.
Пускай, мол, все узнает, расскажет. Если рыба стоящая, все пойдем смотреть, а нет, так и времени терять нечего.
Ласкирь на подъем скор. Один плавник здесь, другой — там. Живо слетал, вернулся и рассказывает:
— Нашел. У песчаной косы стоит. Своими глазами видел. Ух и рыба! Спина бурая, брюхо желтое. Плавники как крылья, синие с золотом. А глаза… знаете какие?
— Черные?
— Ну да! Ни за что не угадаете! Голубые!
Ласкирь от удовольствия на месте крутится. Вот это новость принес!
— Голубые? Это ты, брат, того!.. — усомнился морской конек.
— Отсохни у меня хвост, если вру! — клянется ласкирь. — Стойте здесь — еще сбегаю.
