— Я так понял, что вы не очень-то знакомы с Бристолем, — заметил он, искоса взглянув на своего собеседника, — поэтому я вам покажу. Вон, видите, внизу — это Нижний стапель; там дальше нужно повернуть направо к Бристольскому мосту, и вы наткнетесь на Рождественский док почти под мостом. — С некоторой долей гордости в голосе он добавил: — У нас тут хороший порт, а во время отлива, вот как сейчас, до пятидесяти судов ложатся днищем на влажную грязь — грандиозное зрелище!
Отлив? Одолевавшие Моргана плохие предчувствия еще больше усилились. Он осознал всю тщетность своей отчаянной надежды пробраться на борт какого-нибудь судна, когда оно будет отплывать, и ускользнуть на нем.
Поблагодарив мельника, он постарался вести себя естественно и не слишком быстро направился к замусоренной воде по скользким коричневым булыжникам. Неожиданно у Нижнего стапеля появился патруль парламентских солдат и направился в его сторону. Похоже, они не зря старались, потому что одетые в коричневое, черное и желтое солдаты с пиками тащили за собой трех бледных, испуганных пленников со связанными руками. Похоже, что их схватили на борту маленького шведского парусника с округлыми обводами корпуса, который лежал на боку, так, что его мачты касались причала.
Черт побери! Ему ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно в город. Им снова начала овладевать паника. Куда ни кинь взгляд, всюду улицы кишели драгунами, мушкетерами и солдатами с пиками.
Он бродил по улицам почти час, размышляя, куда бы ему пойти, и незаметно оказался на знакомой улице. Да, Боже милостивый, он находился всего в одном квартале от улицы Редклифф. Морган задумался, имеет ли он право вернуться в таверну «Ангел». Не слишком ли рискованно и легкомысленно подвергать опасности Анни Пруэтт, которую могут обвинить в сношении с роялистским агентом? Может быть, но, Боже Всевышний, как он нуждался сейчас в тех нескольких шиллингах, которые миссис Пруэтт берегла в своей шкатулке!
В очередной раз решив, что надо действовать смелее,, Морган решительно зашагал навстречу свежеокрашенной голубой, белой и золотой вывеске «Ангела». Он глубоко вдохнул, потом резко толкнул тугую, неподатливую дверь таверны и тут же погрузился в полумрак, пропитанный запахами пива, рома и кухни.
Ему чертовски повезло, потому что в этот полуденный час там никого не было, не считая пары клиентов, которые дружески разговаривали или обсуждали свои дела над двумя высокими бокалами эля.
— Боже милосердный! Ты! — Миссис Пруэтт бросила на него пронизывающий взгляд черных глаз, а потом быстро повернулась в сторону входной двери. Почти незаметным движением головы она указала ему на открытый люк, по которому, как хорошо было известно Гарри, можно было спуститься в винный погреб. Он не стал мешкать ни секунды и мгновенно нырнул на крутую лестницу и, пригибая голову, чтобы не стукнуться о балки или не попасть в паутину, на ощупь спустился вниз, где царила почти беспросветная тьма и воняло вином, крысами и заплесневевшей соломой.
В погреб через грязное окошко, такое маленькое, что через него смог бы пролезть только ребенок, проникали слабые лучи света.
Угрюмый, голодный и продрогший, Морган устроился за рядами бочек со шведской водкой и, подкрепив силы глотком этого свирепого напитка, стал терпеливо ждать. Так он просидел полчаса, вскакивая при малейшем шуме у него над головой. Под ногами у него попискивали крысы и шмыгнули в свои норы, только когда дверь погреба открылась и на лестнице застучали легкие шаги Анни. От золотистого света свечи на стенах заплясали причудливые тени. При таком свете она казалась просто прелестной, когда обернулась, отыскивая его взглядом за бочками.
— Ах, я здесь, Анни, дорогая, — тихо произнес он, — я прошу тебя простить, что не сразу поспешил к тебе со своими извинениями. Я клянусь, я…
Она бросилась к нему, прижав палец к губам, и слова замерли у него на губах. Он увидел, что глаза ее полны страха, а с лица сбежала краска. Она была в ужасе.
— Боже, помоги нам! Гарри, ты должен уходить отсюда, если сможешь. Солдаты окружили гостиницу. Мама считает, что они сейчас будут обыскивать ее.
Схватившись за меч, он выпрямился, и в голосе его зазвучали властные нотки:
— Тогда немедленно возвращайся наверх. Я не стану причинять вам неприятности. Помни, я сам здесь спрятался, а ты только случайно нашла меня.
— Нет! Слишком поздно!
— Тогда я проложу себе дорогу с мечом в руках — я уже проделал это однажды.
— Но не сейчас, — воскликнула она. — Все улицы вокруг забиты «круглоголовыми». Что ты сможешь сделать?
— Ну, — ответил он со странной, жесткой улыбкой, — я могу умереть за короля — как благородный человек, я надеюсь. Ах, моя любимая Анни. — Неожиданно он схватил ее маленькую фигурку в темно-сером платье, крепко прижал к себе и поцеловал. — Я действительно люблю только тебя. Я никогда тебя не забуду.
— О Гарри, это «никогда» может наступить очень скоро — слишком скоро.
Сверху доносились грубые голоса, потом послышался грохот перевернутой скамьи и резкие выкрики:
— Эй, ты там! Стой смирно!
— Сюда! Быстрее! Быстрее!
При пляшущем свете свечи глаза Анни казались еще больше, когда она бросилась отодвигать с его помощью тяжелую деревянную крышку огромной винной бочки. Она заглянула туда и, казалось, была удовлетворена уровнем жидкости в ней.
— Залезай, Гарри! Быстрее, быстрее, ради спасения жизни!
Морган заколебался.
— Но эта бочка на две трети полна. А пустой нет?
— Ты будешь делать, как я сказала, или нет? — взмолилась Анни, бросая отчаянные взгляды на лестницу. — Это твоя единственная надежда. Слышишь? Они уже в конюшне1
— Именем лорда-протектора, открывай! — прогремел хриплый голос.
Беглец кивнул, бросил в вино шляпу, а потом и сам перелез через край бочки и почувствовал, как холодное вино затекает к нему в сапоги. Меч, куртка и все остальное исчезли в вине, которое при свете свечи казалось черным.
Анни, двумя руками таща на место тяжелую дубовую крышку, с трудом выдохнула:
— Опустись вниз, совсем вниз!
Но Морган медлил, над пенящимся, горьковатым вином виднелись только руки и черная взлохмаченная голова. Казалось, что он, не обращая внимания на происходящее, отчаянно кусает себя за палец. Блеснуло золото, и он бросил ей кольцо с грифоном.
— Бери, любимая, в знак моей вечной благодарности!
— Когда-нибудь ты вернешься за ним, правда? — Ему были видны только ее глаза над краем бочки.
— Если буду жив. Бог воздаст тебе за все, дорогая Анни.
Морган поджал ноги и запрокинул голову. Горько-сладкое вино поднялось, вытесненное его телом, и дошло ему до самых ушей.
