Майор Сэндз избрал «Кентавр» за его вместительность и прекрасные мореходные качества, невзирая на то, что, прежде чем взять курс домой, его владелец собирался по торговым делам зайти дальше к югу, на Барбадос. Если в настоящее время майор чего-то и желал, так только продления путешествия и, как следствие этого, более близкого общения с мисс Присциллой. В соответствии со своей расчетливой натурой, он предпочитал действовать медленно, чтобы ничего не испортить поспешностью. Он понимал, что ухаживание за наследницей сэра Джона Харрадайна, начавшееся только после его смерти, должно вестись постепенно, пока он не убедится, что завоевал ее. Предстояло еще преодолеть некоторые неблагоприятные обстоятельства, сломать возможные предрассудки. В конце концов, хотя он и был мужчиной весьма представительным, о чем красноречиво свидетельствовало зеркало, однако между ними существовала неоспоримая разница в возрасте. Мисс Присцилле еще не было и двадцати пяти, тогда как майору перевалило за сорок, и под золотистым париком уже пробивалась плешь. Он прекрасно представлял себе, что она думает о его годах, поскольку относилась к нему с дочерней почтительностью, причинявшей ему некоторую боль и приводившей его в некоторое смятение. При более же близком общении, установившемся между ними, и при его гипнотическом искусстве, которое должно было установить ощущение приблизительного сверстничества, это ее отношение будет постепенно рассеиваться. Поэтому на путешествие он смотрел как на возможность завершить столь хорошо начатое дело. В самом деле, надо быть болваном, чтобы умудриться не заполучить до прихода на Плимутский рейд эту чрезвычайно соблазнительную леди и ее не менее соблазнительное состояние. Вот почему он рискнул своими незначительными шансами на получение поста губернатора Антигуа. Но, как я уже говорил, майор Сэндз не был азартным игроком, и это не было ставкой игрока. Он достаточно хорошо знал себя, свою привлекательность, свое искусство и был уверен в успехе. Просто он менял вероятность на уверенность; уверенность б том богатстве, в поисках которого он отправился за океан и которое находилось теперь рядом с ним.
Пребывая в этой уверенности, он приблизился к Присцилле и предложил ей перуанские сладости в изящной серебряной коробочке, которые захватил с собой, предвосхищая ее возможное желание.
Она приподнялась с темно-красных с золочеными кисточками бархатных подушек, принесенных из каюты и положенных ей под спину заботливыми руками майора. Отрицательно покачав головой, она улыбнулась ему почти с нежностью.
- Вы так внимательны ко мне, майор Сэндз, что с моей стороны просто нелюбезно отказываться от того, что вы принесли, но... - она взмахнула своим веером.
Он прикинулся обиженным, что, возможно, было не совсем притворством.
- Если до конца моих дней я останусь для вас лишь майором Сэндзом, то, клянусь честью, не принесу вам больше ничего. Меня зовут Бартоломью, сударыня. Бартоломью.
- Красивое имя, - ответила она, - но слишком красивое и длинное для ежедневного использования в такую жару.
Игнорируя ее шутливый тон, он предпочел принять это замечание буквально.
- Между прочим, - ответил он довольно кисло, - мои друзья зовут меня Бартом. Моя мать тоже звала меня этим именем. Предоставляю вам, Присцилла, свободу выбора.
- Вы оказываете мне честь, Барт, - рассмеялась она, доставляя ему радость.
Корабельный колокол пробил четыре раза.
- Восемь склянок, а мы все еще на якоре. Капитан Брансом говорил ведь, что к этому времени мы будем в море. - Она встала. - Интересно, что нас задерживает здесь?
Словно в поисках ответа на свой вопрос, она вышла из-под навеса. Поднявшийся одновременно майор Сэндз подошел с ней вместе к перилам полуборта.
Лодка с обманутым в своих ожиданиях евреем была уже на пути к берегу. Пироги тоже уходили, и их крикливые хозяева перебрасывались шутками с перешагнувшими через фальшборт матросами. Но баркас, за которым наблюдал капитан Брансом, уже подходил к входному трапу. Один из гребцов, обнаженный бронзовый кариб, стоял на носу на коленях, готовясь поймать канат и пришвартовать баркас у борта судна.
С кормовой скамьи поднялся высокий, стройный и сильный человек в светло-голубом с серебряными галунами костюме из тафты. Над широкими полями его черной шляпы развевался светло-голубой плюмаж из страусовых перьев, а вытянутая для равновесия рука в перчатке утопала в облаке прекрасных кружев.
- Черт побери! - воскликнул майор, приходя в изумление от подобной сверхмодности на Мартинике. - Кто бы это мог быть?
С еще большим изумлением он отметил ту выработанную практикой ловкость, с какой этот модник быстро поднялся по неудобному трапу. Этого человека сопровождал не столь ловкий мулат в хлопчатобумажной рубашке и штанах из невыделанной кожи, который нес часы, рапиру и темно-красный ремень, на концах которого торчали гравированные серебром рукоятки пары пистолетов.
Вновь прибывший достиг палубы. Высокий и властный, он на мгновение замер на вершине трапа, а затем сошел на шкафут и в ответ на приветствие капитана учтиво снял шляпу, открыв смуглое лицо, обрамленное блестящим, тщательно завитым париком.
Капитан отдал короткий приказ. Двое матросов бросились к главному люку за брезентовой петлей и стали опускать ее через фальшборт.
Для наблюдавших с палубы было видно, как на палубу подняли один за другим два сундука.
- Кажется, он надолго, - сказал майор Сэндз.
- У него вид важного лица, - рискнула заметить мисс Присцилла.
- Вы судите по его щегольскому наряду, - упрямо возразил ей майор. - Но внешность, моя дорогая, бывает обманчива. Взгляните на его слугу, если только этот мошенник - слуга. У него вид настоящего пирата.
- Не забывайте, что мы в Вест-Индии, Барт, - напомнила она.
- Конечно, помню. И поэтому-то этот щеголь выглядит здесь не к месту. Интересно, кто он такой?
Пронзительный свист боцманской дудки погнал команду по местам. Корабль ожил: послышался скрип брашпиля и лязг цепи поднимаемого якоря, матросы бросились на марсы и реи ставить паруса. Майор понял, что все время они ожидали прибытия на борт этого пассажира. В следующий момент он неопределенно, словно обращаясь к северо-восточному бризу, бросил:
- Интересно, черт возьми, кто бы это мог быть?
Тон его был уже едва ли добродушным. Он был слегка окрашен недовольством, ведь их уединение на борту «Кентавра» может быть нарушено. Это недовольство было бы не таким уж необоснованным, если бы он мог знать, что этот пассажир был послан Фортуной, чтобы научить майора Сэндза не относиться к ее милостям легкомысленно.
