Джон об этом знал, но другого выхода у него не было — проскочить или разбиться. Он надеялся на команду барка, ее сплоченность и опыт. В этих условиях особое значение приобретал маневр, с помощью которого штурман намеревался проникнуть в бухту — Джон и здесь был спокоен. На штурвале стоял ирландец Кинг Сэлвор, самый опытный рулевой барка «Отаго». Не раз мастерство ирландца выручало моряков барка в различных сложных ситуациях, когда они оказывались на грани между жизнью и смертью.
Джон встретил Сэлвора в одном из английских портов, где помог ему скрыться от преследовавших Кинга полицейских и устроиться на барк. Скарроу сразу понравился мускулистый и смышленый парень, и вскоре моряки крепко подружились. С тех пор Джон не имел ни одного случая, чтобы усомниться в необходимости для барка такого рулевого, а для себя — надежного товарища.
Бухта открылась узким проходом, в котором с трудом могли разойтись два судна. Справа тянулась широкая песчаная коса, слева темнела серая холодная громада мыса — спасение и гибель барка. Завидя пролив, Кинг забыл о холоде и усталости. Не отрывая глаз от короткого промежуток, что разделял песок и камень, он решал сложную задачу — как попасть в этот узкий вход, что при сложившихся обстоятельствах было очень и очень сложным делом.
Бегущие волны гнали судно все ближе и ближе к мысу, но Кинг не делал никаких попыток избежать столкновения.
Ирландец вел корабль прямо на край мыса, туда, где его поджидали камни, и вода бурлила возле них, обнажая их потемневшие клыки. Штурман видел, как напрягает рулевой свои силы, бессменно находясь на вахте, но знал, что лучше этого ирландца никто не сумеет выполнить задуманный маневр. Он внешне спокойно следил за действиями Сэлвора, но его сердце бешено колотилось.
Большая волна подогнала барк к самым камням. Вслед за этим новая волна, набирая силу, подняла судно, намереваясь бросить его на камни. Кинг быстро повернул штурвал, и нос судна развернулся в сторону противоположного берега. Казалось, что вот-вот раздастся треск дерева, ломающегося о камень, и темная вода скроет останки барка и его моряков, но
Кинг вновь доказал, что он отличный рулевой. Быстрый поворот штурвала — и барк благополучно прошел мимо страшных камней. Едва лишь он миновал мыс, как Кинг вновь завертел штурвал, и судно, круто накренившись, пошло другим курсом, но волны сносили его в сторону причала, и тогда, повинуясь знаку, поданному Скарроу, пришла в движение носовая команда. Бешено завертелись кабестаны, выпуская футы троса, и тяжелый якорь, подняв мириады брызг, исчез в морской пучине, чтобы лечь на дно и держать на месте плясавший на волнах барк.
На палубе грянуло громогласное «ура». Промокшие и уставшие, но счастливые и довольные, моряки праздновали очередную победу над свирепой стихией. И пусть еще воет холодный ветер, бьют в борта разъяренные волны — самое трудное позади. Прикрытые высоким каменным монолитом, моряки могли отдохнуть и заняться своими делами, ожидая окончания шторма.
Капитан порывисто обнял штурмана.
— Джон, я не забуду этой ночи и того, что вы сделали.
Скарроу с трудом освободился из горячих объятий.
— Мелочи жизни, сэр, лучше прикажите, чтобы был отдан и второй якорь. Если не будем стоять на двух, может сорвать, и все труды пойдут насмарку.
— Не беспокойся, Джон, я немедленно пошлю людей!
И капитан отправился, чтобы выполнить сказанное штурманом.
Скарроу оперся о планшир, хоть барк довольно сильно кренило, и бросил взгляд на силуэты домов, хаотично разбросанных по всему берегу. Это был родной город англичанина, на берегу этой бухты, прошло его детство, а грязные улочки помнили легкую поступь детских ног. Здесь он впервые почувствовал вкус к бесконечным морским скитаниям, именно отсюда он вышел в свое первое плавание.
Давно уже прошла пора романтических мечтаний юности и на смену им пришла зрелая мудрость прожитых лет, но навеки осталась любовь к морю, его просторам.
Да, давно не был здесь Джон Скарроу, но желания поскорее оказаться на берегу, он не испытывал. Уходя, моряк не жаждал вновь ступить на эту землю. Может, так было потому, что, кроме могил матери и отца, здесь его ничто не держало, а может, и оттого, что, родившись на ирландской земле, он чувствовал себя англичанином. Кто знает?
Джона тронули за руку, он обернулся и увидел перед собой молодого моряка.
— Капитан велел передать вам, сэр, что вы и ваша вахта могут отдыхать, — перекрикивая ветер, сообщил он.
Скарроу слабо улыбнулся. Сейчас, когда можно было расслабиться, он почувствовал, как сильно устал. Приказав сменить рулевого, Джон ушел с кормы.
Матрос подошел к штурвалу, взялся за спицы и бросил
Кингу:
— Иди, отдохни! Капитан разрешил!
Смена была как нельзя кстати. Передавая управление, Сэлвор предупредил:
— Внимательно следи за бушпритом — ветер еще не ослабел!
— Ладно! — весело сказал матрос. — Не маленький!
— Верно, — произнес Сэлвор. И неприязненно добавил: — Сопля зеленая!
Ирландец не терпел самодовольных хвастунов.
Сойдя с трапа, он увидел Джона. Встав спиной к ветру и держась за стойки релингов, ограждавших трап, он жадно втягивал табачный дым. Сэлвор подошел к нему и задал вопрос, но Джон не расслышал его и Кинг повторил громче:
— В город пойдешь?
Скарроу отрицательно покачал головой.
— Тогда сделай так, чтобы и Майкил не пошел. Загрузи его работой или сделай еще что-нибудь, но необходимо его оставить на судне.
Штурман чуть не поперхнулся дымом:
— Это еще зачем?
— Мне он не нравится!
Просьба Сэлвора сильно удивила Скарроу. Майкил
Свирт считался хорошим матросом, и с рулевым барка его связывали товарищеские отношения, Кинг неизменно высказывался о нем в доброжелательном духе — и вдруг такая просьба! Скарроу попытался выяснить ее мотивы, но Кинг не захотел разговаривать на эту тему, бросил «Пошли спать!», и ушел.
К утру шторм стих. Словно по мановению волшебной палочки, исчезли мрачные черные тучи, в разрывах белых облаков выглядывало ласковое, теплое солнце. Заливая все окрест себя ярким светом, оно отражалось в стеклах домов, росе листьев, зеленоватой воде бухты. Солнечные блики, играя с зыбью, поднимаемой легкими порывами ветра, то вспыхивали яркими огоньками, то ослепительными зайчиками колыхались на воде, ласково и мирно лизавшей лениво покачивающиеся суда, обросшее водорослями каменное тело пристани. В это тихое, ясное утро с трудом верилось, что еще ночью небо сверкало и гремело, жестокий ливень сек холодными струями город, его дома и улицы, каменистый берег, кроны и стволы деревьев. Трудно представить, что эти маленькие безобидные волны ночью были огромными валами, с ужасающим грохотом, накатывавшимися на него, и, разбившись, тихими ручейками стекали в море.
