Ознакомительная версия.
— Я заберу тебя с собой! — объявил Дориан. — Возьмем дау и несколько моих лучших людей, уплывем и найдем место, где могли бы жить и любить друг друга.
— Такого места нет, — печально сказала Ясмини. — Мы оба мусульмане, а в исламе такого места нет. Мы навсегда станем париями и бродягами. Здесь ты большой человек и еще возвысишься. Тебя любит и уважает наш отец, любят все. Я не позволю тебе отказаться от всего этого ради меня.
Очень много драгоценного времени, проведенного вместе, они обсуждали свое положение. В лунном свете они лежали в объятиях друг друга и бесконечно шептались.
Поняв, что у них нет возможности освободиться, нет спасения, они любили друг друга со страстью почти свирепой, словно это могло отвратить нависшую над ними судьбу.
Перед рассветом Дориан отводил Ясмини ко входу в туннель, здесь она целовала его, как в последний раз, и по Дороге Ангела возвращалась в зенан.
* * *
С каждым днем девушка, прежде игривая и радостная, которую все в зенане любили, бледнела, становилась все молчаливее и безразличнее. Ее подруги и служанки встревожились. А в маленьком замкнутом мире зенана ничто не ускользало от внимания Куша.
Идиллия любви и отчаяния длилась целый месяц, до перемены муссона. Экспедиционная армия готова была отплыть на материк. Приготовления к замужеству Ясмини также завершались. Ее приданое уже было отправлено из Маската в Абу-Даби, вещи упакованы и готовы к поездке, которая переместит Ясмини на дау за тысячи миль к северу, в новый дом, в заключение другого зенана, где она проведет остаток жизни.
Я не допущу этого, — говорил Дориан. — Я освобожу тебя, даже если мне придется отказаться от всего остального в жизни.
— Нет, Доули, я не позволю. У тебя будет еще много других жен, и ты завоюешь славу и счастье без меня.
— Нет, — отвечал он. — Мне неинтересны другие. Мне нужна только ты.
— Тогда я больше никогда не приду к тебе по Дороге Ангела. Если ты не пообещаешь забыть об этом безумии, мы видимся в последний раз, Доули. Поклянись!
— Не могу.
— Тогда мы больше не увидимся.
Он видел, что она приняла решение.
— Пожалуйста, Ясси, ты не можешь быть такой жестокой к нам обоим.
— Тогда полюби меня в последний раз.
— Ясси, я не смогу уйти без тебя.
— Ты сильный. Сможешь. Люби меня. Дай мне то, за что я смогу держаться, смогу помнить.
У входа в туннель они расстались, и Ясмини, почти ослепнув от слез, побежала назад по узкому проходу. А когда выбиралась из отверстия в мавзолее древнего святого, большая рука схватила ее и подняла на ноги.
Она отбивалась, брыкалась, но Куш без труда удерживал ее и смеялся ей в лицо.
— Я много лет ждал этого, маленькая развратница. Я знал, что когда-нибудь ты окажешься в моей власти. Ты всегда была слишком смелой и упрямой.
— Оставь меня! — закричала она. — Отпусти!
— Нет, — ответил Куш. — Теперь ты моя. Никогда больше ты не нарушишь мои правила. Другие женщины будут слушать твои крики, и дрожать в своих постелях, и думать о цене греха.
— Мой отец! — закричала она. — Мой будущий муж заставит тебя дорого заплатить, если ты причинишь мне вред.
— Твой отец едва знает твое имя. У него много дочерей, и среди них нет блудниц. А твой будущий муж никогда не допустит в свой зенан гнилой полупрожеванный плод. Нет, малышка, отныне ты принадлежишь только Кушу.
Куш отнес ее в маленькую комнатку у кладбища, на краю садов, укрытую от остального зенана зарослями колючих цветущих кустов.
Здесь его ждали два помощника, тоже евнухи, рослые, жирные и очень сильные. Они много раз совершали в прошлом такую казнь и уже все приготовили.
Куш и его помощники уложили Ясмини на жесткую деревянную раму и раздели. Все трое улыбались в предвкушении удовольствия; они были в набедренных повязках и лоснились от пота: в комнатке было жарко. Они трогали ее тело, гладили шелковистые руки и ноги, нюхали волосы, щипали маленькие груди. Потом, когда она была совсем обнажена, привязали ее руки и ноги кожаными ремнями, так что она лежала распятая и не могла пошевелиться. Куш встал между ее ног и улыбнулся почти по-родственному.
— Ты выбрала разврат. Мы знаем с кем, и меня терзает то, что этот человек стал слишком могущественным, чтобы привлечь его к ответу. Его наказанием будет известие о твоей судьбе. А мир за этими стенами узнает, что ты умерла от лихорадки. Многие умирают так в это время года. Однако я позабочусь, чтобы твой любовник узнал правду. До конца своих дней он будет сознавать, что виноват в твоей необычной смерти.
По-прежнему улыбаясь, он наклонился и положил руку на ее срам, нежно погладил мягкие темные волосы меж ног.
— Я уверен, ты слышала об участи дурных девушек, которые попадали в эту комнату. На всякий случай, если ты не знаешь, я буду объяснять тебе, что мы делаем.
Он кивнул одному из евнухов, и тот подошел к Кушу с деревянным подносом. На подносе лежали два небольших свертка из тонкой рисовой бумаги и формой напоминали рыбу длиной в палец, с утончающимися концами. Пакеты блестели в свете лампы, густо смазанные бараньим жиром.
— В каждом пакете пять унций порошка жгучего перца. Я сам выращиваю стручки в своем маленьком саду. Перец острейший. Даже моголу, который всю жизнь питается острыми пряностями, мой перец сожжет кожу и плоть во рту. Когда я размалываю перец, мне приходится надевать перчатки, чтобы уберечь руки.
Неожиданно он воткнул в нее указательный палец.
— Один сверток — в это маленькое ароматное отверстие спереди.
Ясмини закричала от неожиданности, боли и унижения, а Куш продолжал улыбаться, глядя на нее. Потом вытащил палец, но снова засунул его, еще глубже.
— А второй пакет для другого отверстия, более темного, сзади.
Он вынул палец, понюхал, сморщил нос и скорчил рожу евнухам. Те радостно захохотали.
Куш взял с подноса один из пакетов. Ясмини в ужасе смотрела на него, пытаясь разорвать свои путы.
— Держите ноги, — велел Куш евнухам. Один из них насильно раздвинул ей колени. Куш развел нежные волоски и мягкие губы под ними.
Затем с уверенностью, рожденной практикой, протолкнул смазанный жиром сверток в тело девушки.
— Вижу, аль-Амхара уже прошел этим путем и облегчил мне задачу, — сказал он, отступил и вытер пальцы о тряпку.
— С передом закончили. Теперь зад, — сказал он и взял второй сверток.
Помощник просунул руки под тело Ясмини, взялся за маленькие круглые ягодицы и грубо развел их в стороны.
Ясмини прикусила губу, и ее зубы стали розовыми от крови. Она извивалась гибким золотистым телом, насколько позволяли ремни, и слезы стекали ей в волосы.
Ознакомительная версия.
