– Хорошо, – отвечал матрос, – руки я уберу, раз ты боишься меня. Но это твоя нечистая совесть, Джон Сильвер, заставляет тебя бояться. Ради всего святого, скажи, что там произошло?
– Что? – переспросил Сильвер, злобно усмехаясь и сверкая глазами. – Я думаю, это был голос Алана.
Том сокрушенно воздел руки к небу.
– Алан! – воскликнул он. – Да примет Господь его душу – он умер как настоящий моряк. А тебя, Джон Сильвер, я больше не считаю своим товарищем. Даже если мне придется умереть как собаке, я все равно исполню свой долг. Вы убили Алана, верно? Можете убить и меня, но я вас презираю.
С этими словами он повернулся спиной к нашему коку и зашагал к берегу. Но уйти далеко ему не было суждено. Джон с глухим возгласом ухватился за дерево и изо всей силы: метнул свой тяжелый костыль в Тома. Удар пришелся в спину между лопатками и оказался настолько силен, что бедняга Том, взмахнув руками, рухнул на землю, как сноп.
Трудно сказать, насколько серьезно он был ранен. Судя по силе удара, можно было предположить, что у него сломан позвоночник. Но Сильвер не дал ему возможности даже пошевелиться. В одно мгновение он с обезьяньей быстротой подскочил к Тому на одной ноге и дважды по самую рукоятку всадил нож в его беззащитно распростертое тело. Я отчетливо слышал из кустов, как он тяжело сопел, нанося удары.
Мне никогда не случалось падать в обморок, но в ту минуту все поплыло у меня перед глазами. И Сильвер, и болото с птицами, и вершина Подзорной Трубы вихрем закружились в каком-то тумане, а в ушах у меня зазвучали колокола. Когда я пришел в себя, Сильвер уже стоял с костылем под мышкой и в шляпе. Перед ним на земле лежало неподвижное тело Тома, но убийца, не обращая на него ни малейшего внимания, невозмутимо вытирал пучком травы окровавленное лезвие.
Вокруг ничего не изменилось. Солнце по-прежнему беспощадно жгло курящееся паром болото и скалистые вершины. Я с трудом верил, что только что перед моими глазами совершено злодейское убийство.
Джон вытащил из кармана свисток и несколько раз свистнул. Свист далеко разносился в полном зноя воздухе. Я не догадывался о значении этого сигнала, но мой страх от этого только усилился. Сейчас на свист явятся остальные и наверняка обнаружат меня. Они уже убили двоих, возможно, и меня ждет такая же судьба, как Алана и Тома!
Я осторожно пополз обратно, стараясь не производить ни малейшего шума. Я слышал, как Сильвер перекликается с остальными пиратами, и от их голосов у меня словно выросли крылья. Выбравшись из чащи, я бросился бежать, не разбирая дороги, – только бы оказаться подальше от убийц. Но с каждым шагом мой страх только возрастал, и наконец я окончательно впал в панику.
В самом деле – я находился в совершенно безвыходном положении. Разве мог я по пушечному сигналу вернуться к шлюпкам и усесться рядом со злодеями, на чьих руках еще не просохла кровь недавних убийств? И разве любой из них тут же не свернет мне шею, как куропатке? Разве мое отсутствие не доказало им с полной ясностью, что я обо всем догадываюсь и боюсь их как огня? Одним словом, я решил, что для меня все кончено. Прощай, «Эспаньола», прощайте, сквайр, доктор и капитан! Мне остается только умереть – или от рук злодеев, или от голода и тоски на необитаемом острове!
Несмотря на эти мысли, я продолжал бежать, не разбирая дороги, и вскоре очутился у подножия небольшого холма с тремя остроконечными скалистыми вершинами, в той части острова, где вечнозеленые дубы росли уже не так густо и больше походили на деревья, а не на скрюченные кустарники. Изредка среди них попадались одинокие сосны-великаны в сотню футов высотой. Воздух здесь был куда свежее и чище, чем внизу у болота.
Но тут меня подстерегала другая опасность, и мое сердце снова замерло от ужаса.
С обрывистого каменистого откоса вдруг, шурша, посыпался гравий и, подпрыгивая, покатился между деревьями. Я невольно оглянулся и увидел что-то темное и косматое, мгновенно отпрянувшее за ствол сосны. Кто это был – медведь, человек или обезьяна, – я не успел рассмотреть. В испуге я замер на месте.
Итак, все пути отрезаны. На берегу – убийцы, в лесу подстерегает какое-то чудовище. Я предпочел известное неизвестному. Даже Джон Сильвер в ту минуту казался мне не столь ужасным, как неведомое порождение леса. Я повернул назад и, дико озираясь, помчался к шлюпкам. Однако это жуткое существо, видимо, сделав большой крюк и опередив меня, снова возникло у меня на пути. Я страшно устал, но даже и не будучи настолько утомленным, я не сумел бы состязаться в скорости с таким быстроногим врагом. Он перебегал от ствола к стволу с быстротой оленя, и при этом держался вертикально, как человек, хотя временами и пригибался, опираясь передними конечностями на землю. Я уже почти не сомневался, что это дикое человеческое существо. Мне вспомнилось все, что я слышал о людоедах, и я уже готов был звать на помощь, но мысль, что передо мной находится все-таки человек, а не монстр, придала мне уверенности. Кроме того, во мне снова проснулся страх перед Сильвером. Я остановился, размышляя о том, как бы ускользнуть, и вдруг вспомнил о пистолете. Как только я убедился, что не беззащитен, ко мне вмиг вернулось мужество, и я решительно шагнул навстречу дикому обитателю острова.
Укрывшись за деревом, он продолжал следить за мной. Увидев, что я направляюсь к нему, он вышел из засады и остановился в нерешительности. Потом отступил назад и вдруг, к моему величайшему изумлению, опустился на колени и с мольбой простер ко мне руки.
Я снова остановился.
– Кто вы такой? – спросил я.
– Бен Ганн, – ответил он хриплым, как скрежет ржавого замка, голосом. – Я – несчастный Бен Ганн. Вот уже три года я не видел ни одного человеческого лица!
Приглядевшись, я обнаружил, что передо мной такой же белый человек, как и я, с крупными и довольно приятными чертами лица. Однако кожа его так загорела на солнце, что даже губы стали черными, а светлые глаза необычайно резко выделялись на темном лице. Одежда его была изорвана и обтрепана так, как мне еще не приходилось видеть. Она состояла из клочьев старого паруса и изношенной матросской рубахи. Весь этот костюм был скреплен целой системой застежек, медных пуговиц и кусков просмоленной бечевки. Единственной целой вещью был кожаный пояс с тяжелой медной пряжкой.
– Три года! – воскликнул я. – Вы потерпели кораблекрушение?
– Нет, приятель, – отвечал он. – Меня высадили с корабля на необитаемый остров.
Я слышал об этом ужасном наказании, принятом у пиратов: виновного высаживали на какой-нибудь отдаленный остров и бросали на произвол судьбы, оставив ему оружие, инструменты и немного пороху.
