- Ну, конечно, - сказал де Берни.
Такое откровенное безразличие разочаровало Лича, но при этом усилило его недоверие. Он вспомнил высказывание о французском лейтенанте Моргана, что тот никогда не бывает более бдителен, чем в тот момент, когда выглядит вялым, и мог поклясться, что у того был как раз вялый вид.
Последовала пауза, и опять взгляд пирата скользнул к мисс Присцилле. Он снова поклонился с показной галантностью.
- Надеюсь, мэм, следующее мое распоряжение не доставит вам неудовольствия или беспокойства. У меня есть основание так думать, - он неохотно оторвал от нее взгляд и повернулся к де Берни. - Я приказал кроме того построить и для вас хижину на берегу.
На этот раз де Берни проявил признаки досады.
- Так ли это необходимо? Нам здесь очень удобно, - и чтобы показать Личу, что он понимает его мотивы, француз презрительно добавил: - а бежать на корабле вряд ли мы сможем.
Лич потер подбородок и улыбнулся.
- Вас на борту трое: ты, он и твой слуга. А я знавал, как трое человек плыли на таком же большом корабле, как этот.
Де Берни поднял брови.
- Ей-богу, Лич, мне кажется, ты смеешься?
- Может быть, - сказал Лич, - но меня, в конце концов, беспокоит, что у тебя есть такая возможность. И если бы тебе пришло это в голову, мне не на чем было бы гнаться за тобой. Поэтому ты сегодня же вечером сойдешь на берег и там останешься. - Он снова повернулся к Присцилле. - Надеюсь, мэм, вы простите меня за это. Я прослежу, чтобы вас устроили с удобствами. Можете взять отсюда с собой все, что пожелаете. А на берегу я надеюсь кое-что присмотреть для вас.
Когда он, наконец, ушел, майор и Присцилла впервые увидели, что де Берни вышел из состояния невозмутимости, которое они считали у него неотъемным качеством.
Погрузив подбородок в кружева и сжав кулаки так, что побелели суставы, он стоял с расстроенным и бледным от гнева лицом. Воцарилась тишина, которую никто не осмеливался нарушить. Наконец, с проклятием де Берни повернулся на каблуках и прошел к кормовым окнам. Здесь он остановился и стал смотреть на отмель, где уже все пришло в движение. Затем он снова повернулся и пошел назад, с усмешкой вскинув голову, как человек, нашедший то, что искал.
- Ничего не понимаю, - произнес наконец майор. - Чтоб мне лопнуть, если я что-нибудь понимаю.
Де Берни бросил на него взгляд, полный неприкрытого презрения.
- Что тут непонятного? Этот пес испугался, что я разложу команду, которую он послал сюда. Как видите, он учел такую возможность, которую у вас не хватает ума понять и избавить меня от грубостей, вроде тех, что я недавно слышал.
На этот раз, в глубочайшем изумлении, майор забыл даже обидеться на оскорбительный тон.
- Боже мой! - воскликнул он. - Вы хотите сказать, что это было у вас в мыслях?
- Это не мои мысли, а Тома Лича, - нетерпеливо ответил де Берни. - И мысли неприятные. Совсем неприятные.
Де Берни удивил Лича, последовав на берег почти вслед за ним. На вопросы пирата он дал заготовленный заранее ответ:
- Так как твои трусливые подозрения вынуждают миссис де Берни покинуть свои покои на борту, то я, по крайней мере, посмотрю, чтобы эти подходили ей. Ведь у нее слабое здоровье.
- Удивляюсь тогда, зачем ты вообще потащил ее с собой.
- Да просветит господь твой ум, - нетерпеливо воскликнул де Берни. - Я же говорил тебе, что собирался оставить ее на Гваделупе на попечении брата. Разве я мог оставлять ее на Ямайке, если не собирался туда возвращаться?
Удовлетворенный обоснованностью объяснения, Лич стал любезнее и позволил де Берни устраиваться, как тот сочтет нужным.
Расхаживая среди матросов, француз принялся отдавать распоряжения. Им предстояло построить бревенчатую хижину на южной оконечности отмели, на границе рифов, расположив ее в тени деревьев. По соседству следовало подготовить место для палаток брата мадам и Пьера, слуги де Берни. На таком расстоянии от пиратского лагеря, практически на всю длину отмели, ничто не должно было беспокоить ее.
Пираты работали дружно, и им не составило труда возвести хижину до захода солнца. На самом краю джунглей вырубили лес, а затем среди деревьев очистили площадку, на которой, по указанию де Берни, и была построена хижина, укрытая лесом со всех сторон, кроме фасада. По краям этой маленькой площадки установили две небольшие палатки из парусины.
С корабля привезли немного мебели: стол, четыре стула, кушетку с полуюта. На полу растянули просмоленный парус и частично покрыли его двумя коврами. На балке, покрытой сверху пальмовыми листьями, повесили лампу. К этому добавили кое-какие безделушки, с помощью которых единственная комната хижины приняла вполне жилой вид.
Вопреки своему беспокойству мисс Присцилла была приятно удивлена, переселившись вечером в хижину, и выразила де Берни благодарность за его заботы о ее комфорте. Ее новое жилище оказалось гораздо лучше, чем она ожидала.
Но, как выяснилось, не один де Берни проявил заботу о ней. Вскоре после ее прибытия явился Том Лич, чтобы лично удостовериться, что все возможное сделано для ее удобства. Напустив на себя заискивающий вид, он извинился за некоторые неудобства, которые ей, возможно, пришлось перенести при переселении, и выразил озабоченность тем, как бы их уменьшить. Он приказал принести разные мелочи из обстановки «Черного Лебедя» и высказал пожелания, чтобы впредь она говорила, что еще может быть сделано для ее благоустройства. Поговорив в шутливой форме еще некоторое время с ней, де Берни и присутствовавшим здесь же майором, он в цветистых выражениях пожелал всего доброго и вышел.
Де Берни, все это время оставаясь бесстрастным, наблюдал за майором, который вел себя в отношении Тома Лича так, как будто тот издавал неприятный запах.
Он что-то пробормотал по-французски.
- Вы же знаете, что я не понимаю по-французски, - сказал майор раздраженно и был удивлен тем, что мисс Присцилла засмеялась.
Он удивился, что она вообще может смеяться, учитывая сложившиеся обстоятельства. Сам же он находил в них только основания для отчаяния. Это отчаяние еще более возросло после утреннего открытия, что де Берни, с которым он единственно связывал слабую надежду на освобождение, оказался отнюдь не в дружественных отношениях с этим негодяем Личем, что делало надежду майора вообще иллюзорной.
Но еще большие неприятности ждали майора впереди. Когда ночью, после ужина, приготовленного и накрытого Пьером в хижине, майор, стоявший с де Берни перед своей палаткой, спросил последнего, где тот собирается устроить себе ночлег, француз после небольшой паузы ответил:
