Ознакомительная версия.
Неразорвавшиеся японские снаряды находили в городе на Гайдамакской, Никифоровской, Вороновской улицах и близ детского приюта Матросской слободы вплоть до самого лета.
Месяца через два после бомбардировки Владивостока Дмитрий получил от Леры интересную почтовую открытку. Интересную вдвойне. Во-первых, на обороте открытки четким каллиграфическим почерком было написано: «Встречай, приезжаю. Получила направление в Морской госпиталь. Лера».
Во-вторых, открытка была французская, изготовлена в Париже и изображала женщину со знаменем в руках, за спиной которой падал раненый солдат, рушились от взрыва какие-то строения…
Дмитрий быстро перевел с французского заглавие: «Жукова спасает полковое знамя». И текст: «Бомбардировка Владивостока японцами. Бомбардировка нанесла только небольшой ущерб и кроме пяти раненых солдат, других жертв не было.
Артиллерийский снаряд, взорвавший в доме полковника Жукова, ранил осколками часового, который крикнул, чтобы помогли жене полковника, спасавшей знамя полка».
«Ай да журналисты! – подумал Дмитрий. – Быстро отреагировали».
За свой подвиг Жукова поощрения не получила, а командир 30-го Восточносибирского стрелкового полка полковник Жуков в мае 1904 года за отличие по службе Высочайшим указом был произведен в генерал-майоры и назначен на должность коменданта Николаевска-на-Амуре и его укреплений.
В одном из своих писем в Америку знакомая Мацкевича, Элеонора Прей, писала:
«Вообразите себе снаряд, выпущенный [во время обстрела] с корабля на расстоянии, по крайней мере, десяти миль, который вошел в верхний угол помещения, где сидели две женщины и трое детей… рассек тело одной из женщин надвое, разнес по пути стол, затем пробил стену и разорвался во дворе, и ни у одного из других людей не было даже царапины…Более ста пятидесяти снарядов было выпущено по городу, и каждый стоит не менее пятисот долларов золотом, так что обстрел должен был обойтись примерно в сто тысяч, и все это за жизнь единственной бедной женщины. Воистину, война ужасна!..
Третьего дня, к моему величайшему удивлению и удовольствию, ко мне пришел лейтенант Каган – впервые за два месяца. Был его день рождения, и он находился в городе. Они дислоцированы в форте Линевича, что в нескольких верстах от города, и там во время обстрела разорвалось четыре снаряда, не причинивших вреда, за исключением крыши одного дома. Он прислал мне осколок одного из них, и я была так рада, ибо Тед (муж Элеоноры. – Прим. авт.), так старался раздобыть такой осколок, но не смог».
Проходя по Пушкинской от дома, где он снимал комнату, до Адмиральской пристани, Дмитрий всегда любовался домиком необычной архитектуры, прилепившимся к сопке, словно ласточкино гнездо, в самом углу улицы. Однажды он остановился около домика как раз в то время, когда из него выходил его хозяин, среднего роста, крепкий на вид мужчина с черной, как смоль, бородой.
Раскланявшись, они познакомились и разговорились. Хозяин домика на Пушкинской оказался весьма любознательным человеком. Ну, а каким же быть пионеру дальневосточной журналистики, одному из первых поэтов Владивостока, издателю и писателю Николаю Петровичу Матвееву (Амурскому)?
Николай Петрович пригласил Дмитрия в дом, но тот вежливо отказался, сославшись на то, что ему срочно надо быть на корабле.
После этого случая Мацкевич несколько раз все-таки заходил в гостеприимный дом Матвеева и познакомился с многочисленными членами его семьи (жена, 12 сыновей и три дочери).
К пятидесятилетию города, а это будет к 1910 году, Матвеев издаст книгу «Краткий исторический очерк г. Владивостока», в которой коротко опишет события Русско-японской войны.
«1904 год был одним из тяжелых годов за все существование города.
Он весь был наполнен войною и ее последствиями.
Тотчас же по получении о нападении японцев на Порт-Артур и о гибели «Варяга» с «Корейцем» было объявлено военное положение.
Вместе с тем большинству учреждений было предложено эвакуироваться отсюда, а желающим жителям выезжать, семьям служащих и чиновников были выданы пособия на выезд. Жители стали выезжать. Учреждения, в которых не было неизбежной надобности, переселялись в Хабаровск и Никольск-Уссурийский. Дома многих оставались брошенными и сданными остающимся за ничтожную плату или только за то, чтобы их охраняли.
22 февраля 1904 года произошло событие, которое будет долго памятно Владивостоку – его бомбардировали японские суда.
Обстреляна ими была восточная часть города, так как бомбардировка производилась из Уссурийского залива, причем одно ядро попало в дом рабочего Кондракова и, разорвавшись, убило его беременную жену.
Японцами было выпущено в город около 130 снарядов. Стоявшие на рейде в канале во льду суда наши: «Россия», «Громобой», «Богатырь» и «Рюрик», вышли для преследования японской эскадры лишь по уходе ее и столкновения с нею не имели.
Командовали нашими крейсерами адмиралы Иессен и Безобразов.
Эскадра в течение года несколько раз выходила в море, делая набеги на берега Японии.
Иногда выходили для этой же цели на них отряды миноносцев. Во время набегов наших судов ими было утоплено немало японских и иностранных судов. Из Японии транспортов, шедший на театр военных действий, особенно геройски погиб «Киншиу-Мару» с полком солдат.
Солдаты отказались сдаться в плен и погибли на судне. Некоторая часть снятых с судов офицеров и нижних чинов была привезена во Владивосток и отсюда отправлена в европейскую Россию, куда были отправлены также и все не успевшие выехать до войны японцы».
Дмитрий Мацкевич этой книги не увидит, но станет свидетелем случая с семьей, с которой он был знаком по месту жительства на Пушкинской улице.
В феврале 1904 года среди населения города был распространен приказ Владивостокского полицмейстера: «В виду того, что между Россией и Японией война уже открылась, и во Владивостоке как крепости по закону воспрещается проживать японцам, то японцев постепенно всех отправили на родину. Однако существует слух, что не все японцы покинули Владивосток и, переодетые в китайский костюм с поддельными косами, тайно скрываются в китайских и корейских домах. Если подобный слух верен, то советую китайцам и корейцам немедленно же сообщить о скрывающихся в ближайшее полицейское управление, которое вышлет полицию для ареста японцев или же представит японцев полиции. И в том, и в другом случае открывший японца получит хорошее денежное вознаграждение. В противном случае, если кто-либо скрывает японца и не сообщает и не представляет его полиции, а русские власти сами откроют, то наравне с японцем будет арестован и укрыватель и предан военному суду по всей строгости».
Вопреки предписанию, во Владивостоке осталась семья, главой которой был православный японец Тешино (русское имя – Тимофей), он в течение 11 лет был женат на русской казачке Дарье из Приамурья, все время проживал во Владивостоке, занимаясь здесь торговлей в разнос. В семье было двое детей.
Их домишко стоял недалеко от дома, в котором Дмитрий снимал комнату. Кто-то донес в полицию об этой семье, и власти отреагировали мгновенно. Тешино, не покинувший крепость, был причислен к разряду пленных и отправлен этапом в назначенный для поселения поселок Чердынь. Его русская жена с детьми последовала за ним. Около четырех месяцев длилось вынужденное путешествие пленных из Владивостока и других российских городов Дальнего Востока до Цицикара на подводах, далее до Томска и Тюмени речным пароходом, от Тюмени до Чердыни – железной дорогой.
Тешино как заботливый семьянин был очень озабочен будущей жизнью в Чердыни, где летом часты продолжительные дожди, а зимой – суровые зимы. На вопрос корреспондента «Биржевых Ведомостей» Кагаевского: «Почему он не просил оставить его с семьей во Владивостоке?» ответил, что остаться было разрешено только жене. Семья не сочла возможным расстаться и отправилась по этапу в числе пленных.
Дарья предпочла тяготы плена и неизвестность будущего ради сохранения семьи. По-видимому, это была не единственная владивостокская семья, пострадавшая от войны. Всем жителям Владивостока пришлось испытать сложности и трудности военного времени, многие из них принимали непосредственное участие к подготовке обороны крепости. Мужчины служили в добровольных конных и пеших дружинах, входили в состав отрядов при пожарных дружинах, звеньев охранителей домов, работали санитарами, рассыльными и на строительстве укреплений; жительницы Владивостока работали на разных должностях в госпиталях, вели активную благотворительную деятельность в пользу раненых воинов, семей погибших нижних чинов.
Общее настроение в городе было оптимистически-боевое, население готовилось, в случае необходимости, защитить свой город.
Дмитрий сумел встретить сестру, отпросившись у старшего офицера на «пару часиков».
Ознакомительная версия.
