Вдруг мне пришло в голову, что, возможно, в этот самый момент заговорщики предпринимают какие-нибудь новые шаги. Нервное возбуждение даже предотвратило очередной приступ морской болезни, и я смог встать и выбраться из шлюпки. Пошатываясь, я побрел по палубе, намереваясь спуститься в салон и выяснить, чем занимаются мои утренние знакомцы. Едва я взялся за поручни трапа, как, к моему изумлению, кто-то дружески хлопнул меня по спине, так что я чуть было не спустился вниз с несколько большей поспешностью, чем позволяло мое достоинство.
— Это ты, Хеммонд? — раздался голос, показавшийся мне знакомым.
— Боже мой! — воскликнул я, обернувшись. — Дик Мертон! Здравствуй, старина!
Эта встреча была счастливой случайностью. Именно такой человек, как Дик, и нужен был мне — добродушный, умный, решительный. Я мог смело рассказать ему обо всем и рассчитывать, что он со свойственным ему здравым смыслом подскажет, как поступить. Еще в ту пору, когда я учился во втором классе в Гарроу, Дик был моим постоянным советчиком и защитником.
Он сразу заметил, что со мной творится что-то неладное.
— Что с тобой, Хеммонд? — добродушно осведомился он. — Ты бледен, как полотно. Морская болезнь, а?
— Не только это, — ответил я. — Давай пройдемся, Дик, я хочу поговорить с тобой! Дай мне руку.
Опираясь на сильную руку Дика, я заковылял рядом с ним, но не сразу решился заговорить.
— Хочешь сигару? — предложил он, прерывая молчание.
— Нет, спасибо, — ответил я. — Дик, сегодня вечером нас уже не будет в живых.
— Но это еще не значит, что ты должен сейчас отказываться от сигары, — спокойно заметил Дик, пристально взглянув на меня из-под своих лохматых бровей. Без сомнения, он подумал, что я не совсем в своем уме.
— Тут нет ничего смешного, Дик, — продолжал я. — Уверяю тебя, я говорю совершенно серьезно. Мне стало известно о чудовищном заговоре, цель которого — уничтожить наш пароход и всех пассажиров.
И я в строгой последовательности развернул перед ним цепь собранных мною доказательств.
— Ну, Дик, — сказал я в заключение, — что ты теперь думаешь, а главное, что я, по-твоему, должен делать?
К моему удивлению, он от души расхохотался.
— Если бы я услышал это от кого-нибудь другого, а не от тебя, — заявил он, — то, может быть, испугался бы. Ты, Хеммонд, всегда попадал пальцем в небо. У тебя опять проявляется твоя старая склонность. Помнишь, как ты клялся в школе, что видел в вестибюле призрак, а потом оказалось, что это было твое собственное отражение в зеркале? Кому это понадобится уничтожать пароход? — продолжал он. — Крупных политических тузов на борту нет, наоборот, большинство пассажиров — простые американцы. Вдобавок в наш трезвый девятнадцатый век даже самые закоренелые преступники избегают жертвовать своей жизнью. Без сомнения, ты не понял их и принял за адскую машину фотоаппарат или какую-нибудь другую безобидную вещь.
— Ничего подобного, — ответил я, задетый за живое. — Боюсь, вскоре ты убедишься, что я ничего не преувеличил и передал все совершенно точно, но будет уже слишком поздно! Ну, а такого ящика я еще никогда не видел. Судя по тому, как они с ним обращались и говорили о нем, я убежден, что там спрятан какой-то сложный механизм.
— Ну, если это считать неопровержимым доказательством, — заметил Дик, — тогда тебе каждый сверток с каким-нибудь скоропортящимся продуктом должен показаться торпедой.
— Но фамилия одного из этих людей — Фленниген, — заявил я.
— Не думаю, чтобы подобное доказательство имело на суде большое значение, — отозвался Дик. — Но я уже выкурил сигару. Что ты скажешь, если мы пройдем в салон и разопьем бутылочку красного вина? Заодно ты покажешь мне этих двух Орсини, если они там.
— Хорошо. Я решил весь день не спускать с них глаз, — заявил я. — Только не смотри на них слишком пристально, чтобы они не заметили, что за ними наблюдают.
— Будь спокоен, — заверил меня Дик, — я буду вести себя, как невинный ягненок.
Мы спустились с палубы и вошли в салон.
За огромным столом в центре комнаты собралось довольно многочисленное общество. Некоторые пассажиры возились с непослушными саквояжами, другие закусывали, третьи читали или чем-нибудь развлекались. Тех, кого мы искали, здесь не было. Покинув салон, мы обошли все каюты, но безуспешно. «Боже милостивый! — подумал я. — Может быть, в этот самый момент они находятся у нас под ногами — в трюме или машинном отделении — и собираются пустить в ход свое дьявольское изобретение!»
Лучше уж узнать самое худшее, чем пребывать в неведении!
— Официант, еще какие-нибудь пассажиры здесь есть? — спросил Дик.
— Да, двое — в курительной комнате, сэр, — ответил тот.
Небольшая, но уютная и роскошно обставленная курительная комната находилась рядом с буфетом. Мы толкнули дверь и вошли. Вздох облегчения вырвался у меня из груди. Я увидел мертвенно-бледное лицо Фленнигена с немигающими глазами и решительной складкой губ. Против него сидел Мюллер. Они играли в карты и пили вино. Я толкнул Дика локтем, подтверждая, что наши поиски увенчались успехом, а затем мы с самым непринужденным видом уселись рядом с ними. Заговорщики не удостоили нас даже взглядом. Я стал внимательно наблюдать за ними. Они играли в «наполеона».
Оба были тонкими знатоками игры, и я не мог не восхищаться самообладанием, с каким эти люди, скрывая свою страшную тайну, хладнокровно подбирали длинную масть или ловили королеву. Деньги быстро переходили из рук в руки, но чернобородому явно не везло. В конце концов он с раздражением швырнул карты на стол, выругался и заявил, что больше не намерен играть.
— Будь я проклят, если еще соглашусь тянуть эту канитель! — воскликнул он. — За пять конов у меня ни разу не было больше двух карт одной масти!
— Ничего, — ответил его товарищ, сгребая выигранные деньги. — Проиграть или выиграть несколько долларов — какое это будет иметь значение после того, что произойдет сегодня вечером?!
Меня поразила наглость этого мерзавца, но я с самым бесстрастным видом продолжал разглядывать потолок и попивать вино. Я чувствовал, что Фленниген пристально смотрит на меня своими волчьими глазами, проверяя, не вызвал ли у меня подозрений этот намек. Затем он что-то шепнул своему товарищу, но я не расслышал, что именно. Очевидно, это было предупреждение, так как тот сердито ответил:
— Чепуха! Что хочу, то и говорю! Излишняя осторожность как раз и может погубить все дело.
— Ты, видно, не заинтересован в успехе, — ответил Фленниген.
— Ничего подобного, — буркнул Мюллер. — Ты отлично знаешь, что если я делаю ставку, то надеюсь выиграть. Но я никому на свете не позволю отчитывать меня и одергивать. Я не меньше, пожалуй, даже больше тебя заинтересован в успехе нашего дела.
