Я не ответил.
— Так вот, я решил, что напугал тебя и ты больше сюда не полезешь. Да только я превозмог свой страх. Старина Стриж все хорошенько устроил с той штуковиной, она у него взвыла и вылетела отсюда — столбик дыма, и все. Так я подумал, что теперь все в порядке. И тут же узнал, что волки смылись…
Он покачал головой:
— Стив, это я во всем виноват. Я должен был как следует предупредить тебя, может, даже найти тебе защиту. Но, положа руку на сердце, мне и в голову не могло прийти, что там с тобой что-нибудь случится. В жизни не слыхал, чтобы волки забирались так далеко в Сердцевину, никогда раньше такого не бывало. Другие — да, изредка, но волки — нет. Все это выглядит очень скверно, Стив.
— Да ни в чем ты не виноват, — нетерпеливо заявил я. — Ты же не в ответе за действия этих мерзавцев. И за то, что именно им вздумается разнести на части, ты тоже не ответчик. Да и кто вообще отвечает, если разобраться? Откуда они взялись? Ты сказал, они на самом деле не люди — что это значит? — Теперь я уже начинал злиться, еда и выпивка разогнали шок и изумление. — И что ты там говорил насчет Сердцевины? Если эти подонки охотятся за мной, я должен знать о них все, что можно разузнать, — так ведь, черт побери?
Джип, однако, медлил с ответом.
— Я не в состоянии рассказать тебе все, — наконец сказал он, когда мы свернули, дойдя до конца улицы. — Сдается мне, волки и сами не знают всего, во всяком случае — наверняка, но я расскажу все, что знаю. Это давняя история. Их предки были обычными людьми, хотя и смахивали на волков — банда пиратов, настоящий сброд, со своими шлюхами. На Карибах это было, давным-давно. Они вроде как стали поперек горла даже своим дружкам и в один прекрасный день очутились запертыми на крохотном островке, которого и на картах-то нету. Судя по рассказам, это местечко уже тогда пользовалось дурной славой — священное место карибских индейцев-людоедов, но и те старались держаться от него подальше и отваживались высаживаться там только для того, чтобы напоить кровью своих идолов. Видишь ли, считалось, что там, на необитаемом острове, они не выживут. Но они выжили, как черви, через запретную плоть.
— Запретную? Ты хочешь сказать, что они тоже стали каннибалами?
— Вот именно, и даже хуже: ложились с собственной плотью и кровью и так плодились — с кровной родней. И процветали, кстати. Они были словно дьяволы, но пожирали они не только своих, а завели привычку выходить, как акулы, на своих грубых каноэ и подстерегали маленькие суда, что проходили поблизости, а то и заманивали корабли побольше на рифы у своего острова. Помоги Господь душам тех несчастных, что попали в их лапы! Говорят, они оставили в живых кое-кого и разводили, как скот, на мясо. Я слыхал — были люди, которые тоже так жили, — много лет назад, в Шотландии. Может, знаешь: Сони Бин и его клан? Только эти были еще хуже. А теперь и подавно.
Внезапно пища тяжело осела в моем желудке, я почувствовал тошноту. Скрытый смысл слов Джипа… я с трудом отогнал эту мысль.
— Джип, что же может быть хуже?
Джип небрежно пнул ногой обрывок полиэтиленовой обертки, попавшийся ему на пути.
— Ну, люди, что уходили в те края, никогда не возвращались назад, так что туда стали ездить все меньше и меньше, и этот остров почитай что совсем забыли. А потом — ну, может, он на время оказался вроде как в стороне, знаешь, как это бывает. А пока что они менялись. Из поколения в поколение, потихоньку.
— Ты хочешь сказать, эволюционировали.
Джип непонимающе посмотрел на меня:
— Ни о чем таком я не знаю. Это отдает, как его… Дарвином, а меня воспитывали в строгих правилах. Они изменились, и это все, что я знаю. Не то чтобы в их кровь закралось что-то нечеловеческое, скорее сказывалась их собственная дурная кровь, а может, там было что-то еще, на том острове. Словом, волки — не человеческие существа. Они и не похожи на нас. Они думают по-другому, не так, как мы, и, уж конечно, пахнут не так, как мы! Они уже не могут спариваться с людьми, а только со своей поганой кровью.
Я присвистнул:
— Так они новый вид? Господи, а в этом есть смысл. Наверно, вот как все получилось. Небольшая изолированная группа, постоянное кровосмешение, обмен генами туда-сюда — и вот возникает мутация, и они начинают размножаться по-настоящему. Этим и объясняется этот нездоровый цвет кожи и их размеры. Но чтобы такое случилось с человеческим видом, с людьми… — Может, это и было неслыханно, но теперь я понимал, почему у меня при одном взгляде на них волосы вставали дыбом. Во мне говорила кровь предков, предостерегая от чужаков, вторгающихся в наши владения, и даже более того. От первобытных хищников… — А мой начальник подумал, что они всего-навсего панки! Если ты знаешь, что это такое.
Джип моргнул:
— Конечно. И меня это не удивляет. Это, как я тогда сказал, потрясающе, как люди все-таки видят только то, что желают видеть… — Он криво усмехнулся. — Я тебе кое-что скажу, Стив. Этот мир много шире, чем они могут даже помыслить. Они цепляются за то, что знают, за твердый центр, где все скучно, мертво и предсказуемо. Где часы идут, и в каждом ровно по шестьдесят секунд в минуту, и так с колыбели до могилы, — это и есть Сердцевина. А здесь, снаружи — на Спирали, все движется дальше, к самому Краю. Этот мир — нечто гораздо большее, чем шарик из грязи, что кружится в пустоте, как говорят эти умники. Он дрейфует, Стив, во времени и в пространстве. И не один прилив бьется о его берега, и не один отлив уходит от них. — Он поднял глаза к тускнеющему небу: — Так что в один прекрасный день — а это бывает у каждого — один такой прилив ударяется прямо о его ноги. Но почти все отскакивают еще до того, как он успеет замочить им кончики пальцев. Смотрят и не понимают, и никогда не поймут; и возвращаются в Сердцевину, теперь уже навсегда.
— Но ведь всегда находятся и такие, кто поступает иначе?
— И выглядывает наружу посмотреть на горизонты бесконечности! Кто-то в страхе склоняется и бежит от правды, что ему открылась. Но другие, они делают шаг вперед — в холодные открытые воды. — Джип на ходу кивнул самому себе, как бы углубившись во внутреннее видение. — И в конце концов пересекают их. Частенько случается, что из Портов, как этот, где за тысячу лет и больше приходы и уходы завязали узел во времени, — во все уголки широкого мира. Господи, и какого широкого! — Джип неожиданно взглянул на меня, и я увидел, как в звездном свете блеснули его зубы. — Ты ведь очень ученый человек, Стив. Так как ты думаешь, сколько углов у мира?
Я пожал плечами:
— Четыре, фигурально выражаясь. Но в действительности… — Я снова увидел усмешку Джипа, но продолжал развивать свою мысль, запихивая голову прямо в ловушку. — Ни одного, потому что это шар.
