Никто не ответил. Паша поднялся ещё на две ступеньки.
На корме было непривычно голо. Ни рабочей шлюпки, ни бочек. Не было нигде и Лёшки Смирнова.
Приближалась новая волна. Паша кубарем скатился вниз и ужом проскользнул в помещение. Охваченный ужасом, он никак не мог отыскать защёлку и закрыл только внутреннюю, деревянную дверь.
В голове билась подлая, предательская мысль: «Я ничего не видел, ничего не знаю, я не…» Но он не спрятался в каюте, а с воплем бросился по коридору:
— Помогите! Помогите!..
И впал в истерику. От него долго не могли ничего добиться.
— А где Смирнов? — первым хватился боцман и послал матроса в каюту практикантов.
Лёшки там не было.
— Объявить по трансляции, — приказал капитан. — Обыскать судно!
Лёшки не было нигде.
— Кто-то выходил на палубу, — доложил Зозуля. — Дверь отдраена.
Паша — доктор влил ему в рот микстуру и сделал укол, — клацая зубами, выговорил наконец несколько слов: «Лёша… корма… стрела…»
— Стоп машина!
По всему судну трижды длинно просигналил звонок громкого боя.
— Тревога! Тревога! Человек за бортом! Человек за бортом!
В три часа пятнадцать минут радиостанция UNSQ начала передавать на волне SOS:
«Всем судам в юго-западном районе… долготы… широты, пропал моряк советского теплохода «Ваганов». Прошу всех включиться в поиск. Ложусь на обратный курс. Мои координаты…»
Николаев с окаменевшим лицом стучал и стучал телеграфным ключом:
«Всем судам в юго-западном районе Индийского океана…»
Всем судам.
ТРЕВОГАОкеан фосфорически вспыхивал в голубых щупальцах прожекторов, кипел, бурлил, как расплавленный металл в ковше. Океан приходил в себя медленно. Шквальные порывы ветра обдавали судно водяными зарядами.
Чёрные кучевые облака, громоздясь и толкая друг друга, неслись в одном направлении — на северо-восток. Далеко блистали молнии. Звуки грома уже не долетали сюда или, ослабевшие, заглушались ветром и шумом океана.
Оранжевый поплавок в холмистом океане и днём не просто увидеть. Тем более ночью, даже в свете прожектора. Человека за бортом не запеленговать, не засечь локатором. Проще иголку найти в стоге сена.
Затеряться в океане легче лёгкого. Тысячи смертей подстерегают человека за бортом. Тысячи! А человек — один.
Почти весь экипаж, кроме вахтенных и дежурных наблюдателей, разместился в курительном салоне и в столовой команды.
Матросы и офицеры «Ваганова» спали сидя, тяжёлым, беспокойным сном, смертельно вымотанные двенадцатичасовым штормом и тревогами. Но стоило прийти за очередной сменой, коснуться плеча, моряки пробуждались мгновенно.
Во время тревоги «человек за бортом» вахтенные не меняются.
Командиры не покидали свои посты ни на минуту. Никому не уступил штурвала и Федоровский. Чередовались только наблюдатели.
Николаев, в наушниках, неотлучно сидел в рабочем кресле. На призывы откликнулся только норвежский рудовоз, который снял моряков с утонувшего «Биг Джона». Норвежец не имел возможности включиться в поиск или считал бессмысленным это дело. С либерийца пропала одна шлюпка с моряками, и то не нашли.
— А мы найдём. Мы своего найдём! — шептал Николаев, продолжая звать на помощь весь мир.
…Костя совсем недавно получил новую квартиру. Николаев поздравил друзей с новосельем по радио и попал в новый дом, когда хозяина уже не стало.
Он вступил в дом несмело, затаив дыхание. Боялся, что увидит на вешалке Костино пальто, куртку, фуражку — что-нибудь.
Вешалка была свободна. Николаев снял плащ и поднёс к левому верхнему крючку.
— Не сюда! — с каким-то испугом воскликнула Марина.
И Николаев догадался — нет, почувствовал: это его место, Костино. Оно навсегда останется неприкосновенным, словно Костя ещё мог вернуться из своего последнего, самого дальнего рейса — рейса без «обратно».
— Осматривайся, Вася, — тихо сказала Марина и ушла на кухню.
Николаев остался в гостиной один. Во всю стену, от пола до потолка, тянулись книжные полки. Костя со школьных лет был библиоманом. В июле или в начале августа — уже шла война — они гуляли по Невскому, потом свернули на Литейный. Костя не мог пройти мимо букинистического магазина. Его там знали: постоянный клиент. Старик продавец встретил их весёлой прибауткой:
«Здрасте, здрасте, книголюбы, огольцы и мудрецы! Что из древности хотите, толстосумые купцы?»
Он, конечно, шутил. У ребят никогда не водились большие деньги. Много ли сэкономишь на школьных завтраках! О старинных книгах и мечтать не приходилось. Зато современные издания стоили у букиниста дешевле. Костя купил «Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина». Название было длинное, всё не запомнилось.
В последний раз они зашли в магазин на Литейном проспекте в декабре. Это был один из магазинов, последних, где товары не перевелись. Напротив, прибавились. А покупатели исчезли.
«Здрасте, здрасте…» — привычно начал старик, но грустно замолчал: шутить стало неуместно и тяжело. Не с чего было веселиться. Фашисты обложили Ленинград смертельным кольцом.
Денег — ни копейки. Зашли просто так, по старой памяти. Но ушли счастливыми. Добрый старик продавец одарил их редкостными книгами. Томом «Жизни животных» Брема и первым русским переводным изданием «Робинзона Крузо».
Спустя десятилетие, по пути из Чили, Николаев случайно оказался на тихоокеанском острове Хуан-Фернандес, поднялся на гору и прочёл на скале надпись:
«В память об Александре Селкирке — моряке, уроженце Ларго в графстве Файф, Шотландия, проведшем на этом острове в полном одиночестве четыре года и четыре месяца».
Из других книг Николаев знал, что Селкирк, вдохновивший Даниэля Дефо на бессмертный образ Робинзона Крузо, значительно уступал своему будущему литературному образу. Прототип Робинзона не был ни таким изобретательным, ни таким трудолюбивым, ни таким твёрдым в уверенности победить все несчастья. Но всё-таки спасся.
…«Может быть, и Лёшу выбросило на какой-нибудь остров?.. Нет, в этом районе нет даже близких рифов…»
В рубку неслышно вошёл капитан, положил на плечо руку.
Николаев горестно покачал головой: «Ничего».
И у капитана не было ничего утешительного и обнадёживающего.
— Он хорошо плавает?
Николаев сдвинул один наушник.
— Он хорошо плавает?
— Да, шесть раз переплывал озеро Красное.
— Озеро…
Капитан глубоко вздохнул и ушёл.
«Озеро не океан. И там, на Красном, Лёша был не один. Но ведь без нагрудника!.. Что нагрудник? Утопленников находят и в спасательных жилетах…»
